Его руки зарываются мне в волосы, скользят по спине, по линии бедер, словно он хочет убедиться, что это на самом деле я, тут, в его объятиях, целая и невредимая. Его губы движутся от моего виска к скуле. Я поднимаю лицо, надеясь встретить губами его губы, и не разочаровываюсь. На несколько мгновений весь внешний мир становится Финном — его губами, его дыханием, его руками. Потом я вырываюсь и утыкаюсь озябшим лицом в его шею. Дрожа, он обеими руками обнимает меня.
— Боже милостивый, ты окоченела вся.
— Со мной все в порядке, — заявляю я.
Городские часы на башне отбивают над нашими головами половину первого.
— Ты должна вернуться в монастырь. Что, если кто-нибудь тебя хватится?
— Некому. Моя соседка по комнате спит очень крепко.
— Такая стриженая, с веснушками? Которая дала тебе свой сидр, — вспоминает он, и я киваю, чувствуя себя до смешного счастливой от того, что он тоже украдкой наблюдал за мной.
— Она очень славная. — Я чуть-чуть отступаю, чтобы взглянуть на него. — А как Рори?
— В истерике. Я дал ей немного виски и сидел с ней, пока она не отключилась.
— С твоей стороны было очень благородно позаботиться о ней. — Это так похоже на Финна — взять под опеку того, кому плохо, даже если это рыдающая девчонка, с которой он едва знаком. — Знаешь, это ведь Рори во всем виновата, а вовсе не Саши. Рори потеряла контроль над своей магией.
Я рассказываю потрясенному Финну всю правду о Саши и Рори — о том, что они сестры и ведьмы.
— Саши теперь отправят в Харвуд, да? — спрашиваю я.
Финн кивает, в его карих глазах плещется печаль.
— Этого не избежать. Слишком много свидетелей. — Я знаю, он прав, но мое сердце все равно разбивается от этих слов. Финн переплетает свои пальцы с моими. — Как ты думаешь, ты сможешь снова рискнуть выбраться сюда ко мне? Не прямо завтра, а, например…
— Послезавтра? — предлагаю я.
— В воскресенье, — соглашается Финн. — Жаль, что так не скоро. Я… я люблю тебя, Кейт.
Звучание этих слов отзывается во мне чем-то похожим на всплеск магии. Я быстро дотрагиваюсь губами до его губ.
— А я — тебя. И не смей в этом сомневаться.
Эти полуночные свидания безумны и опасны для нас обоих. До послезавтра, кажется, целая вечность — особенно если учесть, что мне предстоит эта безумная поездка в Харвуд. Но, проскальзывая обратно в монастырь, я больше, чем когда-либо, склонна использовать свою магию для того, чтобы все изменить. Словно весь прошлый месяц по этим коридорам бродила бледная грустная тень Кейт, из которой теперь, благодаря поцелуям Финна и обещанию скорой встречи с сестрами, возникла я — настоящая.
Моя уверенность сохраняется до тех пор, пока я не обнаруживаю, что за мной наблюдает сестра Инесс. Это происходит в полутемной кухне, когда я нагибаюсь, чтобы разуться.
— Здравствуйте, мисс Кэхилл!
Она восседает у очага на высокой кухонной табуретке. Пепел в очаге светится бледно-оранжевым.
— Твоя соседка проснулась и обнаружила, что тебя нет. Она испугалась, что с тобой произошло нечто ужасное — например, ты стала жертвой похищения.
Я выдавливаю из себя смешок.
— Рилла читает слишком много романов. Я не могла заснуть и вышла в сад прогуляться.
— В полночь? В такую погоду? — Сестра Инесс зажигает свечу и ставит ее между нами на дубовый кухонный стол. — Я ведь не дурочка. Я видела, что ты была не одна.
Я замираю. Рассказала ли она об этом кому-нибудь? Следует ли мне стереть ее память? Но тогда мне придется заодно подправить и память Риллы, чтоб она не приставала к Инесс с неудобными вопросами. Мой мозг, кажется, вот-вот взорвется.
— Не надо совершать необдуманных действий. — Даже сейчас на Инесс ее черная униформа. Спит она в ней, что ли? Каштановая коса свисает почти до пояса; хотя сестре Инесс где-то около сорока, у нее почти нет седины, лишь у висков виднеется несколько серебряных прядей. — В мои намерения не входит причинить вред брату Беластре.
Чтобы повесить плащ на колышек у двери, мне приходится отвести от нее глаза. Я делаю это с такой же охотой, с какой повернулась бы спиной к ядовитой змее. Она постукивает по столу своими длинными худыми пальцами, и в свете свечи бликует серебряное кольцо, символ Сестричества.
— Как я понимаю, вы помирились? Он простил тебе твой побег? — Можно подумать, я сбежала от Финна по собственной воле. Тем не менее я коротко киваю. — И он знает, кто ты такая? Знает правду о Сестричестве? Учти, ему не поможет, если ты станешь мне врать, — резко добавляет она.
— Он никому не скажет. Он гораздо больше симпатизирует нам, чем Братству, — заверяю я ее. Я все еще стою у самой входной двери,
