— Скорее, личное побуждение. Просто чувствую: должен знать, что там у них произошло. И полагаю, знание это будет полезно всем нам.
Доктор изучающе смотрел на меня.
— Поделитесь ли вы догадками или новой информацией, которую получите в процессе общения с моим пациентом?
— Если будет чем поделиться, — кивнул я.
— Разумеется.
Доктор Гринграсс повернулся к Дону Олсону.
— Возможно, вам удастся ответить на мой вопрос. Дважды, первый раз несколько лет назад и второй — вчера, Говард говорил мне: «Слова тоже порождают свободу, и я думаю, именно эти слова спасут меня». Поразительно, подумал я, поскольку в известной мере именно слова лишили его свободы. Известно ли вам, откуда эта цитата?
— Не из книги. Это говорил ему Спенсер Мэллон за три или четыре дня до церемонии.
— Как большинство оракулов, мистер Мэллон, очевидно, говорил загадками. — Доктор Гринграсс покачал головой. — Не обижайтесь, но на ум приходит выражение «поскрести по сусекам».
Дон промолчал. Единственное, что изменилось на его лице, — это глаза.
— Ну что ж, — вздохнул доктор Гринграсс. — Пойдемте отыщем вашего друга.
Он повел нас в вестибюль, а оттуда — по широкой лестнице на третий этаж, толчком распахнул секцию открывающихся в обе стороны дверей. За узким столом, на котором одиноко ютился транзисторный приемник, сидел коротко стриженный мужчина в белой медицинской куртке с короткими рукавами, открывавшими накачанные мышцы. Когда мы вошли в прихожую, он выключил радио, встал и одернул куртку.
— Д-доктор, — обратился он. — Мы уже ж-ж-ждем вас.
От человека столь мощного неожиданно услышать заикание.
— Меня зовут Ант-Ант Антонио. Я это… рад вас приветствовать. Я х-хорошо забочусь о Говарде. Мы это, тут уже давно.
— Спасибо, Антонио, — сказал доктор Гринграсс. — Где он?
— П-последний раз видел его в к-комнате отдыха. Наверное, и сейчас там.
Доктор достал большую связку ключей из кармана брюк и открыл крепкую черную дверь рядом с маленьким столом.
— Я с-с вами пойду, — сказал Антонио. — Может, я… Кто его знает? Говард последнее время это… волнуется.
В сопровождении санитара мы зашагали по длинному, ярко освещенному коридору, по стенам которого тянулись информационные стенды, увешанные фотографиями, примитивными рисунками, объявлениями и листовками. Далее по левой стороне между дверями висели картины. Доктор Гринграсс открыл единственную дверь по правой стороне — с табличкой «Стационар». Мы вошли в маленький холл, украшенный рисунками в рамках, а оттуда — в помещение размером чуть ли не с гимнастический зал, разделенное на отдельные зоны игровыми столами, диванами и креслами. Вдоль стен тоже стояли кресла и скамейки. Живые яркие цвета стен и ковра будили ассоциации с детским садиком.
От тридцати до сорока мужчин и женщин всех возрастов отдыхали на мягких диванах или играли за столами в шашки. Один старичок сосредоточил все внимание на гигантском пазле. Лишь кое-кто из пациентов поднял глаза на вошедших.
— Доктор Гринграсс, — обратился высокий светловолосый мужчина с такими же рельефными бицепсами, как у Антонио. Он дожидался нашего прихода. — Мы готовы встретить вас и ваших гостей.
— О да, — сказал Антонио. — Мы готовы.
— Это Макс, — сказал Гринграсс. — Он много времени провел с вашим другом.
— Пойдемте скорее, — сказал Макс. — Он ждет не дождется.
— А где он? — спросил Дон, пробегая взглядом по залу.
Никто внешне не напоминал Говарда Блая, и никто как будто не проявлял нетерпения — так отдыхающие на курорте средней руки убивают время перед обедом. Некоторые пациенты были в пижамах, большинство же одевалось просто: штаны хаки, джинсы, платья, футболки.
— Сзади, в углу. — Макс показал большим пальцем.
— Останься здесь, Антонио, — попросил доктор Гринграсс. — Нам бы не хотелось напугать его.
Антонио неохотно повиновался, отправившись искать свободное кресло. Нас повели через комнату отдыха, негромкий гул разговоров от островков мягкой мебели летел вдогонку. Когда мы обогнули широкую голубую колонну, Макс и доктор Гринграсс разошлись в стороны, открыв взору лысого мужчину, сидевшего на краю потертого синего кресла. Руки его были сцеплены над внушительным животом, клетчатая рубашка чуть натянута на пуговицах. Круглое лицо казалось удивительно бесхитростным и равнодушным. Этот человек ни капли не был похож на Гути Блая, но его нетерпение бросалось в глаза.
— Говард, поздоровайся со своими друзьями, — сказал доктор.
Кивнув, пожилой человек перевел взгляд с одного лица на другое и обратно. Увидев недоумение в его глазах, я испугался: вдруг мы ошиблись и этого несчастного бестолкового старика не стоило беспокоить, но тут он восторженно заулыбался, быстро-быстро закивал и сделал странное движение руками, широко разведя в стороны и вновь соединив их:
