Глаза ее были яркими, но не ясными, лоб — гладким, без морщинок, но не молодым, улыбка прекрасна, но абсолютно неискренна. Под оценивающим взглядом Мередит Уолш, невозмутимым, беспощадным и ничего не упускающим, я понял, что, когда она переступила порог комнаты, я ненадолго, но полностью потерял рассудок.
— Какое странное предположение, миссис Уолш.
— Такая красивая девочка, с такой забавной привлекательностью девчонки-сорванца. — Показав когти, она вновь тешила свое любопытство. — Еще одним красивым ребенком в вашей компании был Гути. Честное слово, Гути был таким аппетитным, просто конфетка. Голубоглазая фарфоровая куколка. Как он поживает?
— Гути долго и очень серьезно болел, но последние несколько дней заметно пошел на поправку. Все это время он жил в психиатрической лечебнице, но теперь появилась надежда, что он сможет перебраться в реабилитационный центр.
— У него, ей-богу, настоящий прорыв, — сказал Дон. — С того самого дня на лугу Гути разговаривал только цитатами из «Письма Скарлет». Потом добавил еще пару книг, но своими словами заговорил, только когда доктор попытался вытурить нас.
— Надо же, — проговорила Мередит, изобразив заинтересованность. — Гути, наверное, хотел, чтобы вы побыли с ним.
— Если разобраться, это замечательный компромисс, — сказал я. — Гути понял, что помнит каждое слово каждой прочитанной книги, а это означало, что он может передать цитатами буквально все, что хочет сказать!
— Как трогательно, — сказала Мередит. — Ли, а вам никогда не хотелось присоединиться к нам?
— Честно говоря, — ответил я, — не хотелось бы, чтобы ко всем остальным добавилась еще и моя версия случившегося.
— Окажись вы там, могли бы присмотреть за своей подружкой.
— В каком смысле?
Мередит Брайт отвела глаза. Движением головы и выражением лица она неожиданно напомнила мне суровую и жестокую старуху, которую я несколько раз видел на рынке на Турецкой улице. Обильно накрашенная, она сидела, сгорбившись за прилавком, заваленным браслетами и сережками: уличная торговка, ловец удачи.
— Мне ничего не стоит выбросить что угодно, — сказала Мередит. — Мне не жаль, если вещи ломают или отказываются от них. Это вопрос выбора, способ выразить чувства. Ювелирные украшения, дома, дорогие машины, люди, называющие себя друзьями, люди, которые могут оказаться любовниками, — я все это выбросила. Без тени сожаления. Но знаете, что я ненавижу? Я ненавижу терять. Потеря сродни оскорблению, она как рана. Женщина, такая как я, никогда ничего не должна терять.
Мередит вновь взглянула на меня, глаза ее сверкнули:
— Прежде я была совсем не такой, как сейчас. Верите или нет, когда-то я была просто девочкой. Застенчивой, робкой. Доверчивой. Минога была не такой?
— Не такой. Хотя она, конечно, тоже была очень молоденькой. И невинной.
— Я помню ее невинность. Девочки ее лет так же невинны, как желтые нарциссы, как поденки. И я была такой, хотя считала себя опытной оттого, что спала со Спенсером и несла вздор об «играх разума». Игры разума… Спенсеру следовало бы познакомиться со стратегом нашей кампании, вот кто на самом деле знает, как играть в игры разума.
Она улыбнулась — не нам и без намека на теплоту.
— Забавно: все, что мы делаем сейчас, и есть игры разума, суть которых всего лишь в том, чтобы вести счет. И как только ты все для себя просчитаешь, ничего в душе не остается.
Она умолкла, словно оценивая сказанное и придя к выводу, что оно достаточно неприятное, чтобы быть правдой.
— Когда вы все просчитали? Когда вышли за первого мужа? Когда развелись с ним? Когда оказались вовлеченной в политику?
С поразительной готовностью, в порыве ярости и предвкушения, Мередит движением плеч и наклоном головы швырнула в меня заряд своей духовной и эротической мощи. Я с удивлением подумал, исчерпается ли эта способность в течение долгой избирательной кампании.
— А как, по-вашему, я вышла замуж за Лютера Трилби? Остановилась перед его лимузином и хлопала глазами? Как, по-вашему, я продержалась замужем за этим мерзким психопатом целых двенадцать лет?
— Понимаю, — сказал я.
Это было душераздирающим: с ней не должно происходить ничего ужасного.
— Неужели? — спросила она, ненасытная до последнего.
— Там. На лугу.
Я удивил ее, а сюрпризов Мередит не любила. Ее лицо вытянулось, губы сложились в самую скупую улыбку, какую мне только приходилось видеть.
— Возможно, вы не полный идиот. Дональд бы никогда не догадался, да, Дональд?
Ей необходимо было отомстить кому-нибудь, а Вардис Флек прятался где-то в укромном уголке.
