Воин снова подумал о Буром, почувствовал его спокойное дыхание и мерные толчки сердца; припомнил тщетную попытку пробиться через Барьер и неодолимый ужас, в единый миг сворачивающий мышцы в тугой узел.
— Ты хочешь отыскать путь за предел, установленный людьми для людей? Это будет легко.
— Барьер уничтожен?! — боясь поверить, скороговоркой переспросил Лешага.
— Нет, он нерушим, как прежде. Однако твой путь ведет за него.
— Но как найти лазейку?!
— Просто иди к незримому Рубежу. Ты не сможешь пройти мимо.
— Я освобожу Бурого?
— Скажи, когда ты ступаешь на тропу охоты, зачем ты это делаешь?
— Чтобы убить зверя, — с недоумением и досадой без запинки ответил Леха.
— Конечно, так. Но ты не станешь убивать зверя из прихоти. Ты убиваешь, чтобы насытиться, насыщаешься, чтобы жить, живешь, чтобы действовать…
— К чему ты ведешь?! — недовольный долгим вступлением, перебил ученик Старого Бирюка. — Я спешу!
— Ты не дослушал, — укоризненно покачал головой провожатый. — Твой выбор. В свое время ты все равно узнаешь об этом, но не сейчас. А теперь — ступай.
— Но как же Бурый? Ответь! Я должен знать!
— Ты знаешь все, что нужно, и даже больше. — Он открыл дверь перед воином. — И вот еще, лично от меня: поразмысли о цене помощи.
Они шли долго. Сильные, выносливые мужчины, привыкшие безропотно переносить тяготы и лишения кочевой жизни. Возки пришлось оставить у окраины леса, тащить их по чащобам не было никакой возможности. Заурбек вовсю нахваливал себя, поминутно напоминая, что именно он настоял купить в упряжь добротных коняг. Волы, те, конечно, покрепче, да и подешевле, но с конем в лесу — совсем другое дело.
Часть поклажи отряда погрузили на выпряженных животных, остальное волокли на плечах, что, конечно, изрядно снижало и без того невеликую скорость хода. К поклаже теперь прибавились раненые.
Заур поглядывал на вчерашних соратников с нескрываемой досадой. Когда б на его стороне была сила — непременно велел бы из милосердия добить бедолаг. Но это были люди Анальгина, а сила пока что была у него.
— Вот скажи, Марат-джан, — ища себе хоть какого-то союзника, вопрошал горец, — куда мы их тащим?
— В Монастырь, — хмуро откликнулся чешуйчатый, с натугой волокущий на себе минометный станок.
— Какой умный, как будто я сам не знаю! А там что? Лекарь ждет или, может, ведун-травник? Нэт! Смерть там их поджидает! Сам гляди, жар у них. Если сегодня-завтра не помочь — сдохнут. Как в огне сгорят!
— Мы, что могли, сделали, — буркнул драконид, и без того неустанно корящий себя за бессилие. — Раны промыли, чистым перевязали, листы придорожника к ранам приложили.
— Нэ то говоришь, нэ то! — покачал головой Заурбек. — Вот если бы тебе хвост по частям отрубали, ты бы что, спасибо говорил?
— У меня нет хвоста! — возмутился задетый грубоватым намеком Марат.
— Никакая разница. Сегодня нету, завтра есть. У предков твоих, наверно, был! Представь, что есть, голову напряги, да. Нэ можешь, — я тебе скажу: ты бы сам меня смерть просил! На коленях ползал! Послушай, что скажу тебе: селение искать надо, там оставить. А так этим верная смерть, и нам с ними. Стоны издали слышно — следы не нужно. Если враг за нами пойдет, без труда догонит.
— Следы все равно остаются, — не сдавался чешуйчатый, — а враг за нами не пойдет. Мы им здорово всыпали, к тому же у нас теперь есть миномет!
— Совсем ты глупый, Марат-джан! Зеленый, как лягушка, не дракон никакой! Мы их даже не напугали особо, какое там, всыпали. Они врассыпную ушли, чтоб из-под огня выйти. Только злее будут. А миномет для них совсем теперь кость в горле. Да они только за него нам всем, когда смогут, кишки выпустят и на уши намотают!
Драконид пожалел, что не обладает познаниями и авторитетом Лешаги. Тот бы сразу глянул на Заура этак исподлобья, бросил что-то коротко и жестко, и не в меру говорливый бородач отстал бы со своими дурацкими разговорчиками. Все, что сумел сделать он — лишь зыркнул недобро, и тем еще больше завел обозленного стража.
— Если раненый тяжело, и рядом нет ни Бунка, ни селения, надо дать последний долг — такой закон Дикого Поля.
— Лешага бы так не сделал! — хмуро бросил юнец.
— Э, ты его плохо знаешь. Случись такое, он бы и тебя, и меня прикончил, и в голову бы не взял, плохо, хорошо! Еще бы гордый был, что быстро и без лишней боли к отцам отправил. А мы этих доходяг тащим на собственном горбу, смерть нас всех вот-вот догонит.
— В прежние времена, — не сдавался Марат, — говорили: «Сам погибай, а товарища выручай».
