он странно невесомым…
Вследствие задержки капитан Питер Пэн покинул борт ковчега «Ной» последним. Все как полагается по Морскому уставу.
Я не знаю, как называется улочка, уводящая нас от Невы, а доставать карту некогда. Возможно, знает отец, но я не спрашиваю, мне все равно… Главное, уводит – от реки, от «пантер», от позорного плена, – и этого достаточно.
Слева – небольшие трехэтажные дома, старая застройка, прилично сохранившаяся после Прорыва. Но нам не туда… Справа – сплошная стена гаражей, и нам как раз туда, но за гаражами промка и «слизь»… Будем искать обход.
Позади – мощный грохот. Оборачиваюсь. Над берегом расцветает дымный цветок взрыва. Воздух рассекают обломки, я узнаю среди них искореженный боковой поплавок ковчега. Ракетой шандарахнули, декаденты, не иначе. Убедились, что на борту никого, – и шандарахнули.
Прощай, «Ной»… Ты честно сослужил свою службу и честно погиб, не стал ржаветь на берегу.
– Теперь обратной дороги нет, – пыхтит на ходу отец. – Разве только ты найдешь тут другую цистерну и сварганишь «Ной-два»… Давай понесу Жукера.
– Хватит с меня обратных дорог… Надоели возвращения. Вперед и только вперед! Держи…
Он подхватывает нашего жукообразного друга… Только что Жукер вез нас всех – теперь отдаем должок, его лапки не выдержат темп стремительного отступления. Остальные звери пока справляются…
Выскакиваем на проспект Обуховской Обороны, тянущийся параллельно Неве. Асфальта здесь нет – «слизь» сожрала битумную основу, песок и мелкие минеральные фракции разнес ветер. Потом «слизь» отступила, но недалеко: даже без бинокля вижу, что она перекрывает проспект метрах в двухстах левее…
– Через Большой Смоленский на Седова? – спрашиваю полуутвердительно.
– Ну а как еще? – пожимает он плечами. – Понеси-ка Жукера…
Мне не нравится, что мы чешем по прямой, никак не пытаясь сбить вероятную погоню со следа… Но ничего не поделаешь. Утешает одно: свою ракетную установку «пантеры» с собой в погоню не потащат, равно как и спарку… Здесь, на берегу, сыграем уже на равных.
В начале Большого Смоленского проспекта асфальт тоже сожран, но вскоре появляется – сначала островками, кусочками, затем покрытие становится сплошным… Обнадеживающий признак.
С Жукером тем временем происходит нечто странное с точки зрения анатомии и физиологии членистоногих… Мы с отцом передаем его друг другу, как эстафетную палочку, и с каждым циклом Жукер становится тяжелее. Любопытный феномен…
Избавившись от ноши в очередной раз, заглядываю в карту. Еще немного, еще чуть-чуть… Вот только…
– Впереди будет железка, – говорю отцу. – С Седова пересекается… Как бы за ней в «слизь» не влететь… Она, гадина, у насыпей останавливается и во все стороны расползается.
– Ерунда, – отмахивается отец. – Там подъездные пути к «Невскому заводу»… «Мозгожорки» впереди, видишь?
– Вижу, не маленький… Группа, левее! Еще левее, к самым домам!
Минуем трио «мозгожорок» – молодых, недавно отпочковавшихся. Отец продолжает:
– Так вот, железка та… Нет у нее насыпи, рельсы вровень с асфальтом.
Ему виднее… Я здесь вообще не бывал после Прорыва, а когда в давние времена ездил в клинику к Светлячку, особо не обращал внимания на ее окрестности… Кто же подозревал, что знание местности сможет пригодиться?
– Меня другое тревожит… – продолжает родитель. – Эти… друзья Ильи… они знают, что мы рвемся к Бехтеревке?
– Возможно… – вынужден признать я. – Недаром же стерегли нас на Неве именно здесь…
Отец не развивает мысль дальше. И без того понятно: при таком раскладе в клинике нас ждет засада.
– А может, и нет, – опровергаю я сам себя. – Могли засечь «Ной» как-нибудь… С того аэростата-беспилотника, например, что мы видели над Невой… Отследили маршрут, сообразили, что по Обводному мы доберемся только до Невы, а по ней на этакой лоханке далеко не уплывем. Ну и подогнали в этот район имевшееся у них судно.
– Может быть, может быть… – говорит отец без какой-либо уверенности. – Но берег в любом случае они теперь будут держать плотно. Ни на «Ное-два», ни на каком-нибудь плотике не уплывем. Так что вход сюда, на этот берег, – рубль… А выход…
Он мнется, словно размышляя, сколько с нас запросят за выход и наскребем ли мы необходимую сумму.
– А выхода отсюда нет! – чеканю я. – Есть другой вход! В Хармонт! И мы в него войдем, любой ценой войдем, а на меньшее я не согласен!
Эти очень уверенные и гордые слова Питер Пэн произносит на Т-образном перекрестке с улицей Бабушкина.
И едва пафосная тирада смолкает – оттуда, с Бабушкина, по нам начинает работать пулемет. Группа тут же рассыпается, залегает, используя подвернувшиеся укрытия. И гордый Питер Пэн залегает – пафос пафосом, но лишние дырки в моем организме ничем и никак не помогут попасть в Хармонт.
Второе от угла здание по Бабушкина – бывший бизнес-центр, и вид у него вполне жилой, как ни странно. Жилой, разумеется,
