– И чего же ты хочешь?
– Любить. Носить это чувство в сердце. Не более, мой повелитель.
Она поклонилась.
– И что же, ты даже не мечтаешь о свободе?
Император продолжал смотреть в небо. Инара была изумлена.
– Ваше божественное… величество… Разве смею я надеяться?..
– И все же, ты бы этого желала? Получи ты свободу, между вами с принцем варваров не останется ничего, кроме одежды.
– Если вашей милости будет угодно… Я даже не знаю, как благодарить ваше божественное величество за одну лишь мысль…
Шерегеш усмехнулся.
– Значит, просто любить тебе все же мало. Но как ты можешь нас отблагодарить? Все, чему тебя учили, пошло прахом этой ночью. Ты, конечно, послушно целуешь мне ноги. Растворяешь пред моим началом свое. Принимаешь меня и в чрево, и в уста. Но какая же мерзость видеть, что при этом твои мысли отделены от тела…
– Простите, повелитель, но я нисколько не…
Она тщательно искала слова, дабы не прогневать ненароком императора, который столь великодушно заговорил с рабыней о призрачной свободе.
– Ты сказала все, что нам было надобно услышать, – отмахнулся он. – Не стоит что-то еще объяснять, словно мы – неразумный младенец. Ты бесполезна. Учили и готовили тебя зря. Даже если ты исправишься, сегодняшнего разочарования нам не забыть. Тень этой ночи навсегда омрачит прелести твоего тела. А коль уж ты бесполезна, получишь свою свободу.
Инара засияла ярче мириад звезд на небе. Она упала на колени и склонила голову.
– Ваше божественное величество! Я…
– Довольно! – фыркнул Шерегеш. – Встань, глупая девчонка.
Она послушалась, но голову не поднимала. Инара прятала в ниспадающих волосах алый румянец щек и широкую улыбку.
Император устремил взор на вершину башни. На ту площадку под островерхим куполом, где стояло чучело лучника.
– Скажи-ка, – Шерегеш указал рукой, усыпанной перстнями, – это оттуда смотрел на тебя принц северных варваров?
– Да, мой повелитель.
Инара подошла к перилам террасы. Она взглянула туда, где несколько ночей подряд лицезрела возлюбленного. Ее сердце покинули тоска и боль. Теперь Инаре не терпелось увидеть радость принца, когда она скажет ему, что свободна. Не терпелось настолько, что она прошептала свои мысли вслух:
– Мой лев, скоро я буду свободна и стану твоей…
– Ты уже свободна, – произнес Шерегеш, зайдя сзади. – Но у этого слова много значений.
Произнеся это, он с силой толкнул наложницу в спину.
Наивная девушка не сумела понять, что император не позволит опозорить свое имя. Ее чувства к иноземному принцу – позор для Шерегеша. А уж о том, чтобы потомок богов и владыка Тассирии уступил рабыню наследнику варварского трона лишь по прихоти этой самой рабыни, не могло быть и речи.
От сильного толчка Инара перекинулась через низкие перила. Она не расслышала последних слов господина. Радость от переполнявших ее мечтаний на короткий миг все же сменил испуг. Инара сделала глубокий вдох, но вскрикнуть не успела. Удар о плоские камни, коими был мощен двор под террасой, вышиб из груди набранный воздух. Смерть настигла девушку мгновенно. Вокруг тела медленно расширялась лужа крови. Руки Инары были раскинуты, словно она распростерла их, чтобы заключить в объятия возлюбленного льва…
Но случиться этому было не суждено. Инара вспыхнула и погасла, словно яркая звездочка, на миг перечеркнувшая ярким следом ночное небо и погаснувшая в черной бездне.
– Приберитесь там, внизу, – бросил Шерегеш безмолвным воинам, выходя из осиротевших покоев.
Конечно, оскорбление было нанесено ему не только наглой рабыней, чей труп остывал сейчас во дворе. Его оскорбил принц Пегасии. И требовалось возмещение. Однако союз двух могущественных государств действительно был важен. Шерегеш должен был на время усмирить собственную гордыню. Плату он успеет взыскать и после. А до того высосет из Пегасии все, что можно. И пусть пхекеш устроит взбучку этой Шатисе, что подложили под Леона в первую ночь. Видно, плохо она делала свое дело, ежели тот посмел бросить взгляд на собственность императора. Отныне она должна трудиться как следует, чтобы юнец и думать забыл об Инаре. А чуть позже созреет Пасния. Старшая дочь Шерегеша уже недурна собой. Это будет выгодный союз. И вот когда родственные узы намертво свяжут Тассирию с Гринвельдом-Пегасией, тогда он взыщет с Леона плату за оскорбление.
И взыщет с лихвой…