— Верю-верю, Ира, не переживайте. Давайте-ка лучше помогу!
И действительно помогает, с неожиданной для своего возраста сноровкой прихватив один из чемоданов. Я забрасываю на плечо сумку с фотоаппаратом, поднимаю клетку с полосатым хамом и закатываю второй чемодан на разбитое крыльцо. Двор рассмотреть не успеваю — мы с хозяйкой квартиры входим в подъезд, хлопком двери отсекая сухую июльскую жару.
Избранное мной жилище находится на первом этаже, с лестницы направо. Дверь старая, но замок стоит новенький, надежный.
— Проходите-проходите, — щебечет женщина. — Чувствуйте себя, как дома! Не хоромы, конечно, но жить можно.
Примостив чемоданы, опускаю переноску на пол (Цезарь крутится и тревожно мявкает), снимаю кофр с техникой и осматриваю узкий коридор. Он упирается в нишу-кладовку. Перед ней, напротив друг друга, две комнаты. Справа от меня дверь в совмещенный санузел, мимо него можно пройти в крохотную кухню. Полы устилают знакомые с детства листы оргалита. Крашенного, что ужасно, темно-вишневым.
Людмила Павловна продолжает суетиться. Она мила в своем стремлении подать товар лицом, а я внимательно слушаю и своевременно киваю. Мне представляют посуду и печь, кровать в одной комнате и диван во второй. Телевизор, который мне не нужен. Внушительный моток «витой пары» возле входной двери.
Затем мы идем в ванную-туалет, где хозяйка с нарочитой скрупулезностью переписывает показания счетчиков. Заглядываю в раковину. Сразу обращаю внимание, что сливное отверстие
Над раковиной зеркало, в котором я разглядываю собственное отражение — короткие волосы растрепались, под глазами легкие тени, — но в целом остаюсь довольна. И не сразу понимаю, что зеркало встроено в дверцу классического шкафчика из американских ужастиков. Того самого, который закрываешь, под удар тревожной музыки обнаружив за спиной…
Под аккомпанемент рассказа Людмилы Павловны я заглядываю в тумбу под раковиной. Обнаруживаю батарею бутылей со средством для прочистки канализационных труб. Там же притаилась двухлитровая стеклянная колба, на первый взгляд наполненная печной золой. Вспоминаю
— Надолго вы к нам?
Я выхватываю этот вопрос из плотного потока информации и осторожно пожимаю плечами.
— Месяца на четыре. Может, больше. Все от сроков запуска зависит, вы же понимаете…
Людмила Павловна улыбается, удовлетворенная перспективой, и ведет меня дальше.
Не могу сказать, что освещение ввода в строй нового энергоблока мощностью 400 мегаватт на местной ГРЭС является венцом карьеры, к которому стремится каждый журналист. Но не в моем положении привередничать: поездка мне нужна. Очень.
И дело даже не в мудаке Олеге. Дело в главреде Мише, у которого последние полгода я отнюдь не на хорошем счету. Поэтому буду добросовестно «работать работу», не пропуская ни единой мелочи. И даже квартиру на радость скряг-бухгалтеров нашла такую, что дешевле некуда. Редактор просто обязан это оценить…
Цезарь жалобно мяукает, умоляя дать волю. Мысленно прошу его потерпеть и продолжаю впитывать инструкции. В нише замечаю два скатанных трубами ковра, притулившиеся в дальнем углу кладовки.
— А постелить можно? — осторожно интересуюсь я. — Уютнее станет…
Провожу пальцем по пыльному ворсистому краю. А Людмила Павловна за моим плечом вдруг ойкает и едва ли не подскакивает.
— Нет, Ирочка! — торопливо бормочет она, с колхозной простотой сократив психологическую дистанцию и уже наверняка записав меня в «доченьки». — Совсем забыла про пылесборники эти, на дачу нужно увезти… Я мужа попрошу, он заберет…
И выходит из кладовки, оттесняя наружу и меня.
Я довольна вариантом. И не потому, что едва сошла с поезда (плюс такси от Ачинска), да еще на такой жаре. Квартирка мне и правда нравится. Пусть и не княжьи хоромы, да на вишневом полу темнеет огромное пятно, все равно нравится.
— Постоялец варенье расколотил, — перехватив мой взгляд, с виноватой улыбкой комментирует Людмила Павловна. И снова ведет на кухню, где на самом деле хранятся разнокалиберные банки с аппетитной малиновой массой. — Угощайтесь, если захотите, это я специально для гостей варю…
Она передает мне ключи. Показывает, как пользоваться дверным замком и подцеплять ногтем западающую кнопку на домофонной трубке. Бормочет напутственное и наконец-то оставляет в одиночестве.
Облегченно вздохнув, выпускаю Цезаря. Кот выбирается из переноски. Настороженно, недоверчиво. Нюхает воздух, пол, углы, отправляется в обход новых владений.
У нас с Цезарем непростые отношения. Дружеские, но обособленные, где каждый, по себе, а периоды близости с мурчанием на коленках давно стали штучным товаром. Правда, от этого куда более ценным.
Вынимаю из клади кошачий лоток, застилаю старыми газетами из кладовки. Соображаю, что с дорожки надо бы присесть и самой; после чего иду на кухню и закуриваю в форточку. Хозяйка просила дымить пореже, особенно когда погода позволяет выйти на крылечко. Но сейчас я устала.
