Он сделал шаг от машины, и все трое услышали звук рвущейся ткани. Профессор посмотрел вниз, Кэкстон тоже. Она увидела, что он зацепился своей больной рукой за острые навершия багажника «бьюика» и повязка порвалась.
— Не имеет значения, — бросил Гейстдорфер, — перевяжу позже.
Его лицо перекосилось от боли. Неужто поранился об острый «плавник»? Профессор пошел по направлению к музею, потирая больное запястье здоровой рукой.
— Идем, — позвал он.
Вампир не шевелился. Кэкстон ничего не оставалось, кроме как стоять на месте.
Освещение на стоянке было слабым. Только редкие лампы наверху отбрасывали множество теней. И все же Лора могла разглядеть маленькие капли крови, круглые и плоские, тянувшиеся за Гейстдорфером, куда бы он ни ступил. Кровь пропитала рваный конец его повязки, и Лора видела, как она скапливается там, образовывая провисшую мокрую ярко-красную складку. Потом бинт отцепился и соскользнул, обрызгав покрытую масляными пятнами землю. Вампир крепко сжал ее руку.
— Сколько часов я уже принюхиваюсь к запаху его жизни, — сказал он ей.
Он говорил с тихим и мрачным рычанием, похожим на урчание огромного тигра, который вот-вот кинется на зебру.
— Я сидел рядом с ним, и вдыхал его, и держался, сколько мог.
Кэкстон не шелохнулась. Она знала, что может сделать с вампиром вид крови.
— Он твой единственный друг, — сказала она. — Пожалуйста, не надо…
— Мне понадобится сила для того, зачем я здесь.
И потом он помчался пулей, одним стремительным прыжком сокращая расстояние между собой и Гейстдорфером. Кэкстон он волок сзади, прочно удерживая мягкой хваткой за запястье. Она боролась, пиналась и пыталась свободной рукой разжать его пальцы, но все было бесполезно. Это было все равно что сражаться с промышленными тисками.
Вампир не стал тратить время, срывая с профессорской руки повязку и рукав. Он просто вгрызся через слои ткани глубоко в плоть под ними, перемалывая зубами кости. Гейстдорфер закричал, но крик разнесся недалеко. Глаза профессора приобрели от боли и шока бессмысленное выражение, когда вампир рвал его кожу и мускулы, высасывая кровь. На мгновение показалось, будто Гейстдорфер умрет спокойно, даже мирно. Потом его тело стало трястись, конечности начали судорожно сокращаться, глаза закатились, и только рот продолжал шевелиться, словно профессор пытался выдавить из себя какие-то слова. Кэкстон не смогла понять, что он пытался сказать.
Когда все было кончено, когда последняя капля крови была высосана из его тела, Гейстдорфер выглядел бледнее вампира. Он обвис, уже мертвый, а вампир стоял и держал их обоих, живую женщину и мертвого мужчину, словно ребенок, играющий двумя неподходящими друг к другу игрушками.
Потом в глазах чудовища вспыхнула тьма. Его тело пошло рябью, словно оно было сделано из тумана и ветер проносился сквозь него. Его изможденная плоть, казалось, разбухла, словно ворованная кровь переполняла его, расширяя. Когда все закончилось, он выглядел почти как человек. Или, по крайней мере, так похоже, как это только было возможно.
Вампир подтащил их обоих к мусорному баку на аллее и без дальнейших церемоний впихнул в него тело Гейстдорфера. Кэкстон это не удивило. Вампиры и их пособники не имели почтения к человеческой смерти. Когда тело было выброшено, вампир рывком поднял Лору на ноги и наконец отпустил. Она даже не подумала бежать. Теперь, когда в нем была кровь, вампир стал еще быстрее, чем прежде. Сильнее. И убить его теперь было намного сложнее.
— Она там, — сказал он, — мисс Малверн.
На Кэкстон он даже не глядел, не ожидая подтверждения. Он вскинул голову, словно мог чувствовать в воздухе запах другого вампира.
— Она совсем близко. Вы поступили хорошо, друг мой, приведя меня сюда.
И именно тогда, в самый неподходящий момент, у Кэкстон зазвонил телефон.
36
Позади буфета мы обнаружили лестницу для прислуги и решили, что лучше нам будет спрятаться на верхнем этаже. Все ступени лестницы скрипели и могли выдать нас. Через некоторое время мы оказались наверху, напротив ряда высоких окон. Мы со стрелком выглянули в эти окна и увидели Симонона, игравшего в карты с сержантом, который сидел уже без башмаков. Там, наверху, мы могли поговорить, но только тихо.
— Я мог бы выстрелить отсюда, — сказал Сторроу, проводя одной рукой по массивному стволу его винтовки, — это принесет Союзу много пользы.
