– Кости. Пальцы, суставы, позвонки, сломанные кусочки запястий. Мощи святых. Для защиты.
Матиас отпрянул с отвращением.
– Равкианцы носят с собой человеческие кости?
– А вы разговариваете с деревьями. Это суеверие.
– Это действительно мощи святых?
Нина пожала плечами.
– Их откапывают на кладбищах и полях сражений. В Равке их полно. Если людям нравится верить, что они носят с собой локоть Санкт-Эгмонда или мизинчик Санкты-Алины…
– Кто вообще решил, что Алина Старкова была святой? – проворчал Матиас. – Она была могущественным гришом. Это не одно и то же.
– Ты так уверен? – полюбопытствовала Нина, чувствуя, как в ней пробуждается злость. Одно дело, когда она считает равкианские обычаи немного отсталыми, а другое – когда их осуждает Матиас. – Я собственными глазами видела Ледовый Двор, Матиас. Неужели легче поверить, что это место было возведено рукой бога, чем гришом с талантами, которые твои люди не понимают?
– Это совершенно другое.
– Алина Старкова была нашей ровесницей, когда ее сделали мученицей. Она была обычной девочкой и пожертвовала собой, чтобы спасти Равку и уничтожить Тенистый Каньон. В твоей стране тоже есть люди, которые поклоняются ей как святой.
Матиас нахмурился.
– Это не…
– Если ты скажешь «неестественно», я сделаю тебе зубы как у бобра.
– Ты действительно на это способна?
– Я определенно могу попробовать. – Она была несправедлива. Равка была ее домом, но для Матиаса она считалась вражеской территорией. Может, он и нашел способ смириться с ней, но для того, чтобы он принял целую нацию с ее культурой, потребуется куда больше работы. – Возможно, мне стоило пойти одной. Ты можешь подождать у лодки.
Парень напрягся.
– Ни в коем случае. Ты понятия не имеешь, что тебя может ждать А если шуханцы добрались и до твоих друзей…
Нине не хотелось об этом думать.
– Тогда ты должен успокоиться и постараться выглядеть дружелюбным.
Матиас встряхнул руки, расслабил лицо, пожал плечами и поник.
– Дружелюбный, а не сонный! Просто… представь, что все прохожие – это котята, которых ты пытаешься не испугать.
Дрюскель выглядел глубоко оскорбленным.
– Животные меня любят!
– Ладно. Тогда представь, что они дети. Застенчивые малыши, которые боятся, что ты не будешь вести себя с ними мило.
– Хорошо, я попытаюсь.
Когда они подошли к следующему прилавку, пожилая хозяйка покосилась на Матиаса с подозрением. Нина ободряюще кивнула ему.
Матиас широко улыбнулся и прогремел нараспев:
– Здравствуй, маленький друг!
Настороженность женщины сменилась озадаченностью. Нина решила, что это прогресс.
– Как твои делишки? – спросил Матиас.
– Что, простите? – пискнула женщина.
– Не обращайте внимания, – сказала Нина на равкианском. – Он просто поражался, как красиво стареют равкианки.
Хозяйка расплылась в улыбке, демонстрируя дырки между зубами, и окинула Матиаса оценивающим взглядом с головы до пят.
– Меня всегда привлекали фьерданцы. Спроси его, не хочет ли он поиграть в Принцессу и Варвара, – захихикала она.
– Что она сказала? – поинтересовался Матиас.
Нина закашлялась и увела его за руку.
– Что ты очень приятный молодой человек и гордость фьерданской расы. О-о-о, смотри, блины! Я сто лет их не ела!
– Она использовала слово «бабинк». Ты уже называла меня так прежде. Что оно значит?
Нина направила свой взгляд на стопку тонких, как бумага, блинчиков с маслом.
– Это значит «сладкий пирожочек».
– Нина…
– Варвар.
