Новая кофейная книга (сборник)

И салат, кстати, вкусный. И рыба. И вино. И скоро уже поедем.

…

Застолье постепенно иссякло. Карла ответила на несколько вопросов – женщинам было интересно, откуда у нее такое редкое имя, где она училась, кем работает, дано ли приехала, где жила до этого. Похвалили ее украшения, спросили, у кого она стрижется. Была надежда, что вот-вот – и заговорят об интересном; была да сплыла. Ну хоть о чем-то неожиданном. Ну пусть о чем-то дежурном, но с проблеском бодрствующего сознания. Карла ждала, что у кого-то вырвется живое слово, на которое можно ответить другим словом, тоже имеющим смысл.

Нет, не вырвалось.

Она благодарила за накладываемые закуски, дважды попросила передать салат, отказалась от водки, выпила красного вина, пару раз выходила на балкон покурить, смотрела из-за неглубокой ночной кулисы внутрь, в комнату (там говорили о ценах, о рецептах, ругали правительство, ругали правых, ругали левых), потом обернулась лицом во тьму. Там что-то колыхалось, вздыхало, шевелилось, тихо печалилось, сулило спасение, звало к себе.

Скоро, я уже скоро, уже иду.

Женщины принесли кофе и чай. Сладкий стол. Съели и его.

Карла, радуясь, что все уже почти кончилось, совсем отмякла и осмелела и спросила: «А есть ли джезва? А давайте я всем, кто захочет, кофе сварю, крепкий, еще не поздно ведь! Кто хочет?»

И пока все думали – а кто же действительно хочет кофе? – она взяла стопку грязных тарелок и понесла на кухню. Увидела там прямо на столе пачку молотого кофе, незнакомый сорт, стала рассматривать, стоя спиной к двери. Сзади раздались шаги. Карла не оборачивалась – но по стуку каблуков поняла, что это кто-то из женщин. Шаги затихли прямо за спиной, раздались другие, Карла не оборачивалась.

Вошли еще двое, мужчины, остановились у холодильника, оперлись, холодильник скрипнул. Карла все не выпускала из рук пачку с кофе, не оборачивалась, не шевелилась. Еще шаги, потом еще.

Последним в кухню зашел Дов, прикрыл дверь и дважды – щелк-щелк – провернул ключ в замке.

Щелк.

Рецепт приготовления настоящего правильного кофе только один, и я не стану тут повторяться. Но бывает так, что реальность временно оскудеет, необходимые запчасти иссякнут, а нужда в напитке все еще будет при вас. И вот нет кругом ни джезвы, ни кюветы с горячим песком, ни даже плиты с кастрюлькой (ужас, ужас, что я говорю). Но есть кофе и чашка и чайник – и вот вы спасены.

Такой кофе называется в разных местах по-разному – во Львове он, к примеру, был «кофе по-польски», а в Израиле это вообще «боц» – то есть «грязь». Но суть остается неизменной: в чашечку, а можно и в чашку, и даже в стакан, все зависит от обстоятельств и от того, как низко вы готовы в этот раз пасть, уступая жажде, – в общем, прямо в сосуд кладутся две полные с горкой чайные ложки кофе, можно сахар кто сколько любит, и заливается все это свежим, только что вскипевшим кипятком. Размешать, подождать, дать слегка остыть. Затем пить.

Только одно условие не подлежит пересмотру и не предполагает компромисса – кофе должен быть правильным, то есть безупречным. Таким, как нужно. Смолотым к тому же в пыль. А все эти глупости про то, что плавающие пузом кверху крупные недопромолотые частички можно осадить холодной водой, – мы отметаем как не имеющие отношения ни к чему, в том числе к реальности. И тем паче к идеалу. который как был, так никуда и не делся, и светит нам из недосягаемых временно высот, светит и греет и пахнет и сводит с ума.

Сборник задач по выходу из отчаянья Александра Зволинская

– Из пункта А в пункт, предположим, Ю, – бормочет себе под нос Гвен, хватаясь за следующую перекладину, – вышел караван, груженый мармеладом, специями и мячиками для пинг-понга.

Если не смотреть вниз, не увидишь, что под тобой примерно полтора десятка метров сплошной метели, плотной и слегка синеватой в ранних декабрьских сумерках. Если смотреть только вверх и бормотать себе под нос смешные задачки из дедовой тетрадки, вполне можно просто продолжать цепляться за каждую новую перекладину.

– Навстречу ему двигалась буря, – договорить фразу, не обращая внимания на сбившееся дыхание, подтянуться и вылезти наконец на плоскую крышу. – Уф!

На всякий случай сразу же отползти как можно дальше от края: ей более чем хватило того времени, что она уже провела сегодня над бездной. Пока что достаточно, а то потом еще назад лезть.

Гвен не боится высоты, но со временем стала опасаться слишком большого количества пустого пространства вокруг и, что уж там, подозревать, что мышцы все-таки могут ослабеть, а пальцы – разжаться. Поэтому, залезая сюда, она представляет, что в каморке на крыше одного из зданий давно заброшенного завода ее все еще ждет ее дед, попыхивая трубкой и выравнивая огонек горелки под туркой, которую ему нравится «вытаскивать на балкон», чтобы «варить кофе с небом».

У деда щегольские усы, как у барона Мюнхгаузена, совершенно белые волосы, морщинистое от улыбок лицо и длинные узловатые пальцы. Когда завод