Дед бережно выслушивал все ее беды, подсказывал выходы или советовал подумать самой (и обратить внимание вот на это, это и это), а потом доставал тетрадку и ручку и что-нибудь аккуратно писал.
«Сколько раз можно написать “Эй, улыбнись!” на обычном тетрадном листочке в клеточку?» – читала Гвен, утирала слезы и принималась писать решение прямо там же, в тетрадке. Тщательно и сосредоточенно: дед говорил, только так и нужно решать действительно важные жизненные задачи.
– И чур не мухлевать!
С задачами из дедовой тетрадки Гвен не мухлевала никогда. С чем угодно, когда угодно, но только не с этим.
*??*??*
Ничего, конечно, не изрослось. Гвен не становилась ни спокойнее, ни основательней, вечно переживала по пустякам и бегала к деду за сахаром – уже не так часто и не в голубятню, а на три этажа ниже, в квартиру, снизу доверху забитую светом и книгами.
Все чаще открывала двери своим ключом, варила супы и чаи, возила бабушку в больницу на скорой, возила деда навещать ее на кладбище, возила маму навещать деда в больнице…
Когда дед умер, не рано, не поздно и не то чтобы неожиданно, но быстро и горько, Гвен перечитала всю его тетрадку с задачками от корки до корки, а потом убрала в самый дальний угол самого дальнего шкафа и больше не доставала.
Незачем было, она и так помнила все наизусть. А видеть его аккуратный, крупный с завитушками почерк не было никаких сил. Впрочем, каждый вечер, закрывая глаза перед сном, она так и так его видела.
*??*??*
В первый раз на концерт Чарли Гвен попала случайно. Пригласила старая школьная подруга, с которой пытались дружить, но получалось скорее не терять друг друга из виду. Мол, тут у нас недалеко, буквально пешком дойти, открылся какой-то новый кабак со смешным названием, там концерты бывают, давай как-нибудь сходим? Ну и пошли в какой-то свободный вечер, даже не узнавали, кто будет – какая разница, все равно все имена незнакомые.
Музыку Гвен любила всегда и не то чтобы разбиралась, но старалась послеживать и иногда слушать вживую. На живых концертах, если попадешь в настроение, можно унять любую тревогу и залатать любую прореху хоть на душе, хоть на жизни. Чаще всего, правда, ровно на эти самые пару часов живой музыки, но ведь и это намного лучше, чем ничего. А потом, глядишь, и образуется как-то дальше, лишь бы суметь оттолкнуться хоть от чего-нибудь.
Очередной никому не известный мальчик с гитарой, выбравшийся на крошечную сцену крошечного нового кабака, смущенно пояснил, что играет третий в своей жизни концерт и очень рад, что на него пришло так много людей. От барной стойки раздалось настолько отчетливое хмыканье, что даже Гвен оглянулась посмотреть, кто это там такой добрый. Добрым был щуплый белобрысый мужчина с кружкой темного пива в руке и ухмылкой вида «не влезай, убьет». Мальчик на сцене отсалютовал ему гитарой, белобрысый заухмылялся еще сильнее и сделал вид, что кланяется и приподнимает в знак приветствия шляпу. Гвен подумалось, что если это у мальчика такая группа поддержки, то она ему искренне не завидует. В зале, однако же, заулыбались.
Мальчик сказал еще несколько ничего не значащих вступительных слов и заиграл.
Внутри у Гвен застучало к концу первой же песни. Вернее, на изломе припева. Застучало так явно и громко, что потемнело в глазах: не узнать этот стук немыслимо, узнать – немыслимо еще больше.
– Из пункта А в пункт, предположим, Ю, – прошептала девушка и тут же зажала себе рот ладонью, хотя за пронзительным голосом мальчишки по имени Чарли ее все равно бы никто не услышал. Кажется, за его голосом и вообще невозможно было услышать никого, кроме себя.
Не поэтому ли белобрысый так ухмылялся?..
«Не обязательно все время знать, кто ты, – говаривал дед, когда подрастающая внучка все чаще вздыхала, что не знает, кем ей быть и куда идти. – Иногда не страшно и забыть, если потом снова вспомнишь. Может, еще и новое что-то узнаешь, м?»
Теперь его сердце все громче стучало у Гвен в ушах, так же, как в детстве, когда она слышала его постоянно, как привычный, правильный звук, который просто всегда здесь, с тобой, и никогда не исчезнет.
По крайней мере, до тех пор, пока не кончится музыка.
*??*??*
– Навстречу ему двигалась буря, – говорит Гвен и открывает шкаф. Достает тетрадку из-под груды старых шерстяных свитеров, которые уже лет пять как не надевала, открывает на первой странице и видит собственный неровный почерк, образца, кажется, шестого класса, когда они с дедом придумали для тетрадки красивое книжное название: «Сборник задач по выходу из отчаянья». Очень собой гордились.
По мере того, как Гвен росла, дед подклеивал в тетрадь новые и новые страницы, отчего она выглядела скорее как очень старая и много повидавшая
