– Что ты, Наташенька, это у нас диспут!
– Ну, не знаю, не знаю… – протянул Воронин. – Во всяком случае, в одном ты прав – тут, скорее всего, находилась база инопланетян.
– И напали на них такие же пришельцы из космоса!
– Или другие.
– Или другие…
Скользя взглядом по приборам, где навечно застыли непонятные значки и символы, Кузьмичев дошагал до задней стены бункера. Там обнаружилась дверь, выводившая в коридор, перегороженный кучей грунта, просыпавшегося с рухнувшего потолка.
– Здесь еще ходы, – сказал Воронин приглушенно. – Ничего, пусто. Поверхности очень ровные, как будто оплавленные…
Голубоватое пятно света вычленило из темноты прямые стены и рамы из светлого металла. Рамы стояли поперёк коридора. Остатки переборок?
Виштальский сказал:
– Да-а, строил кто-то на века…
От коридора пошли поперечные проходы, но все они заканчивались тупиками. После четвертой по счету рамы-переборки, с которой свисали отдельные нити-паутинки, не дававшиеся на разрыв, коридор вывернул в обширный зал. Помещение было кубическим, на потолке и стенах еще оставались полосы светлого материала, похожего на пластмассу или фарфор, красивого бирюзового оттенка. На полу зала лежал толстый слой пыли, и уж что именно в нее превратилось, оставалось только гадать. В каждой из стен было по проходу.
Левый привел в продолговатую комнату, посреди которой валялись выпуклые пластины из зеленого металла.
– Знаете на что похоже? – возбужденно спросил Марк.
– На доспехи рыцаря, – угадал Кузьмичев.
– Точно! Вот эти, подлиннее которые, поножи, а это типа налокотников… Очуметь!
Правый проход вывел к завалу, зато центральный проход уперся в целенькую переборку из чего-то волокнистого и чрезвычайно прочного, с высоким проемом по центру. Проем был наглухо перекрыт плитой из того же материала. На толчки и пиханья плита не реагировала.
– Гранатой, может? – разгорячилась Алла.
– А если кислород повредит тому, что внутри? – оспорил это решение Воронин.
– А что там может быть?
– А я почем знаю? Может, сокровища чужих! Или гробница…
– Или куча пыли, – добавил прозы Кузьмичев.
Он приложил ладони к плите, надавил и повел ее в сторону. Плита туго, но пошла, отворяя вход.
Луч голубоватого света залил небольшую комнату. Она никак не была обставлена, а посередине, на полу, лежали два скелета. Они сжимали друг друга в объятиях.
Земляне стояли долго и молча. Первой нарушила молчание Наташа.
– Они так и умерли… – пробормотала она стеклянным голосом. – Вместе. Не разнимая рук… То есть щупалец…
Трофим Иванович прерывисто вздохнул.
– Пойдемте обратно, посмотрим, куда туннель ведет, – предложил Кузьмичев. – Может, сыщем какиенибудь инопланетные пушки.
– Да-да, пойдемте, – заторопился Воронин.
Вернувшись к БМД, полковник приказал Раджабову трогаться. И бронемашина, напуская грохочущее эхо, двинулась в темноту, включая фары.
Туннель, имевший началом каньон, протянулся метров на триста, закрутился спиральным спуском и вывел на длинный пологий съезд. А за съездом открылся подземный зал таких размеров, что лучи фонарей не доставали до сводов. Шаги горстки людей не отдавались гулким эхо – зал хранил торжественное молчание. Он просто не вмещался в сознании, а жалких фонариков недоставало, чтобы осветить исполинские колонны, вздымавшиеся к невидимому потолку, или глубокие, неохватные ниши, в которых легко поместился бы собор Василия Блаженного.
– Метров на пятьсот мы точно опустились, – громко сказал профессор, – и стены каньона столько же в высоту… Мы в километре от поверхности!
– Поехали отсюда, – глухо проговорил Кузьмичев. – Спрятаться здесь можно, но еще проще оказаться замурованными. А запасной выход мы отыщем не скоро.
– Поехали! – обрадовалась Алла.
– У меня такое ощущение, – медленно проговорила Наташа, зябко обхватив себя руками, – что мы будто прячемся от реальной беды, уходим от неприятных разговоров… Признайтесь, все же ведь обрадовались, когда профессор подал идею исследовать этот туннель!
Георгий усмехнулся и кивнул.
– Есть немного… – протянул Виштальский.
– Просто никто не ожидал того, что случилось, – сказал Воронин, нервно потирая руки. – Непонимание – да, я предвидел, что люди из двадцать третьего века не знакомы с реалиями века двадцатого. Это все равно как если бы мы с вами вдруг оказались в эпоху Петра! Да куда там… Разрыв еще более
