Жан посмотрел на меня. После выговора он присмирел и не произнес ни слова. Я понимала, что напрасно его отчитала. Я видела, как он нервничает, и знала: это из-за меня.
– Великий магистр, вы готовы? – спросил он.
– Да, Жан. Благодарю, – ответила я.
– В таком случае позвольте мне постучать в дверь.
Нам открыл слуга в элегантном жилете и белых перчатках. Увидев на нем вышитый церемониальный пояс, я возликовала. Наконец-то я оказалась в нужном месте, где меня готовы принять с распростертыми объятиями.
Поклонившись, слуга отошел в сторону, пропуская нас во двор. Фасад особняка смотрел заколоченными окнами и дверями балконов. Пространство перед домом было густо усеяно сухими листьями, опрокинутыми цветочными вазами и сломанными ящиками.
В иные времена здесь бы мелодично журчал фонтан и птичье щебетанье знаменовало бы окончание обычного дня в особняке де Лозен, но те времена давно прошли.
Помимо слуги нас с Жаном встретил маркиз де Пимодан. Он тоже был в церемониальном облачении. Когда мы вошли, он стоял в стороне, сцепив пальцы на животе. Узнав меня, он сошел вниз, чтобы поздороваться.
– Здравствуйте, Пимодан, – приветливо сказала я.
Мы обнялись. Я поцеловала маркиза в обе щеки. Тамплиерская одежда хозяина и слуги успокоила и ободрила меня. Получается, я напрасно волновалась, придумывая невесть что. Все шло так, как нужно, и даже эта кажущаяся тишина была не более чем традицией ордена.
Но затем Пимодан произнес:
– Благодарю за оказанную честь, великий магистр.
Его слова вдруг показались мне пустыми и неискренними. Маркиз торопливо повернулся и зашагал к дому, жестом пригласив нас следовать за ним. Недавние опасения усилились, превратившись в дурные предчувствия.
Я мельком взглянула на Жана и заметила, как по его лицу пробежала тень. Он тоже почуял неладное.
Мы миновали несколько двойных дверей, бесшумно распахиваемых слугой.
– Скажите, Пимодан, а другие приглашенные уже собрались? – спросила я.
– Помещение готово, великий магистр, – уклончиво ответил маркиз.
Мы оказались в тускло освещенной столовой, окна которой были заколочены, а мебель завешана тряпками.
Двери столовой тоже были двойными. Закрыв их, слуга остался стоять рядом. Пимодан повел нас к дальней стене, где темнела другая дверь, больше похожая на створку ворот.
– Я хотела бы знать, кто из приглашенных пришел на встречу.
Мой голос звучал хрипло. В горле совсем пересохло.
Маркиз молча взялся за большое железное кольцо двери и повернул его. Послышался звук, очень похожий на пистолетный выстрел.
– Месье Пимодан, я спросила…
Дверь открылась. За ней оказалась лестница вниз, которую освещали факелы, вставленные в скобы. По стенам, сложенным из грубо обтесанного камня, плясали оранжевые отсветы.
– Идемте, – сказал Пимодан, по-прежнему не отвечая на мой вопрос.
Я заметила, что наш проводник что-то сжимал в руке… Распятие.
Вот оно что! С меня довольно.
– Стойте! – крикнула я.
Пимодан сделал еще пару шагов, будто не слышал меня. Распахнув плащ, я выхватила меч, уперев лезвие в затылок маркиза. Только теперь он повиновался. У меня за спиной Жан Бюрнель тоже достал меч.
– Пимодан, кто находится внизу? Друзья или враги?
Он молчал.
– Не испытывайте мое терпение, Пимодан, – прорычала я, еще сильнее упирая лезвие ему в затылок. – Если я ошибаюсь, то готова принести вам мои самые смиренные извинения. Пока же мне сдается, что здесь никаким собранием и не пахнет, зато нас ждет нечто весьма гнусное. Я требую объяснений.
Маркиз поднял плечи и громко вздохнул, словно собираясь сбросить с себя ярмо великой тайны.
– Мадемуазель, дело в том, что никто не пришел.
Я похолодела. В ушах странно зашумело, словно где-то заскулила собака. Я силилась понять смысл услышанного.
– Как вы сказали? Никто не пришел?
– Никто.
