говорить, и он только что повел себя грубо с наставником, которому всегда доверял, – с епископом Вальдеспино.
– Принц Хулиан, – мягко, но настойчиво произнес епископ, – нам пора. Ваш отец совсем слаб, он хочет увидеть вас сейчас же, немедленно.
Хулиан медленно повернулся к старому другу отца и прошептал:
– Как думаете, сколько ему осталось?
Голос Вальдеспино задрожал, словно он сдерживал слезы:
– Он не хотел вас огорчать и просил меня ничего не говорить, но я чувствую, что конец совсем близок. Он… хочет попрощаться.
– Но почему вы не сказали мне, куда мы едем? Зачем эти тайны и вся эта ложь?
– Сожалею, но у меня не было выбора. Ваш отец дал мне четкие указания. Он приказал изолировать вас от мира и ничего не рассказывать до тех пор, пока вы не поговорите с ним лично.
– Ничего не рассказывать… о чем?
– Я думаю, это вам лучше объяснит отец.
Хулиан пристально посмотрел на епископа:
– Прежде чем мы встретимся, я хочу кое-что узнать. Он в ясном сознании? Его разум в порядке?
Вальдеспино с удивлением взглянул на принца:
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что его сегодняшние требования кажутся мне странными. Слишком импульсивными.
Вальдеспино печально кивнул:
– Может быть, он и правда действовал под влиянием импульса, но он все еще король. Я люблю его и выполняю его приказы. Как и все мы.
Глава 73
Роберт Лэнгдон и Амбра Видаль, стоя у витрины, рассматривали рукописную книгу Уильяма Блейка, слабо освещенную масляным светильником. Отец Бенья деликатно отошел в сторону и принялся расставлять по местам скамьи.
Лэнгдон с трудом разбирал мелкий рукописный текст, но большие буквы вверху страницы были вполне различимы.
Увидев эти слова, Лэнгдон почувствовал, что верный путь наконец найден. «Четыре Зоа» – название одного из самых известных пророческих произведений Блейка, большой поэмы, разделенной на девять частей – «ночей». Насколько Лэнгдон помнил со студенческих времен, речь там идет в основном об упадке традиционной религии и конечном торжестве научного знания.
Лэнгдон пробежал глазами строфы – рукописные строчки заканчивались на середине страницы изящным росчерком finis divisionem, что должно значить «конец».
Он наклонился ниже, всмотрелся в мелкие буквы, но в скудном свете лампады ничего разобрать не смог.
Амбра тоже приникла лицом к стеклу. Не торопясь, она просматривала текст и время от времени зачитывала отдельные строки вслух.
– «И человек избег огня, ибо зло исчерпало себя». – Она повернулась к Лэнгдону. – Зло исчерпало себя?
Профессор задумчиво кивнул.
– Возможно, Блейк имеет в виду смерть христианства, которую он считал неизбежной. Будущее без религии – к этому пророчеству он возвращался вновь и вновь.
Амбра с надеждой взглянула на Лэнгдона:
– По словам Эдмонда, его любимая стихотворная строка – пророчество, которое, как он надеется, обязательно осуществится.
– Возможно, – сказал Лэнгдон. – Ведь будущее без религии – это мечта Эдмонда. Сколько букв в строке?
Амбра принялась считать.
– Увы, количество не совпадает.
Она продолжила чтение и через несколько секунд спросила:
– А вот это? «Открытые глаза людей узрели чудеса Вселенной»?
– По смыслу подходит, – кивнул Лэнгдон и подумал:
– Нет, число букв опять не то, – сказала Амбра. – Продолжим поиски.
Она читала дальше, а Лэнгдон в задумчивости стоял рядом. Прочитанные Амброй строки напомнили ему семинары по Блейку в Принстоне. Как часто бывало, перед ним поплыли образы и ассоциации, одни притягивали другие. Внезапно он вспомнил: подходит к концу семинар, посвященный «Четырем Зоа». Преподаватель задает им вечный вопрос: «А что бы предпочли вы? Мир без религии? Или мир без науки?» И добавляет: «Очевидно, Блейк сделал свой выбор, который и сформулировал в последней строке своей поэмы».
