Без предисловий Лэнгдон заявил:
– Monte по-испански значит то же, что hill по-английски[137].
Уинстон рассмеялся своим странным смешком.
– Осмелюсь сказать, что да.
– А iglesia – по-английски church[138].
– Два попадания из двух, профессор. Думаю, вам стоит всерьез заняться испанским…
– Получается, monte@iglesia в буквальном переводе – hill@church?
– И снова верно, – после небольшой паузы ответил Уинстон.
– Поскольку твое имя Уинстон, и Эдмонд всегда почитал Черчилля, электронный адрес «hill@church» кажется мне…
– Выбранным не случайно?
– Именно.
– Ну что ж, – весело отозвался Уинстон, – я вынужден согласиться. Знал, что вы разгадаете эту загадку.
Лэнгдон смотрел в окно, все еще не веря происходящему.
– Значит, [email protected]… это ты.
– Верно. В конце концов, кто-то же должен был раздувать костер для Эдмонда? Кто, если не я? Адрес [email protected] придуман для того, чтобы подкармливать информацией конспирологические сайты. Как вы знаете, теории заговоров живут своей жизнью, и я предположил, что онлайн-активность этого Монте увеличит общую аудиторию Эдмонда на целых пятьсот процентов. В итоге оказалось, на шестьсот двадцать. Как вы сказали вчера, Эдмонд гордился бы мной.
Кабинка канатной дороги покачивалась на ветру. Лэнгдон изо всех сил старался собраться с мыслями.
– Уинстон… Эдмонд
– Конкретных указаний не давал. Но, согласно его инструкциям, я должен был найти креативные способы для того, чтобы максимально увеличить аудиторию.
– А если бы тебя вычислили? – спросил Лэнгдон. – Monte@iglesia – не самый сложный для расшифровки псевдоним.
– Эта проблема меня вообще не тревожит. О моем существовании знают единицы, а примерно через восемь минут от Уинстона и вовсе не останется ни следа. Монте действовал в интересах Эдмонда, и я уверен, мой создатель был бы очень доволен тем, как прошел его вечер.
– Как прошел его вечер?! – заорал Лэнгдон в трубку. – Эдмонда
– Вы неправильно меня поняли, профессор, – ровным голосом проговорил Уинстон. – Я говорю о росте аудитории и охвате рынка, а это, как я уже заметил, и было моим главным заданием.
Бесчувственный тон напомнил Лэнгдону, что Уинстон хоть и притворяется иногда человеком, на самом деле – машина, и только машина.
– Смерть Эдмонда – ужасная трагедия, – продолжал Уинстон. – И я, безусловно, хотел бы, чтобы он все еще был жив. Но важно понимать: он уже смирился со своей скорой смертью. Месяц назад он попросил меня поискать лучшие и легкие способы добровольного ухода из жизни. Я изучил сотни вариантов и пришел к выводу, что оптимальным будут десять граммов секонала[139]. Он приобрел этот препарат и всегда носил с собой.
У Лэнгдона заныло сердце.
– Эдмонд хотел покончить жизнь самоубийством?
– Безусловно. Он даже шутил по этому поводу. Помню, мы готовились к вечеру в музее Гуггенхайма и вдвоем придумывали эффектные способы привлечения внимания к презентации. Он тогда сказал, смеясь: «Может, в конце просто закинуться секоналом – и шагнуть в вечность прямо на сцене?»
– Он
– Он относился к этому легко. Говорил, нет лучшего способа повышения рейтинга телепрограммы, чем показать, как люди умирают. И он, безусловно, прав. Если вспомнить все мировые события, собравшие максимальное число зрителей и слушателей, становится ясно: все они без исключения…
– Остановись, Уинстон. Это отвратительно.
– Профессор? – сказал Уинстон. – Есть еще что-то, о чем вы хотите меня спросить?
Он приказал себе успокоиться и включить разум.