Ослепительные радужные лучи – малиновые, золотые, пурпурные – лились сквозь витражные стекла, и лес колонн, окруженных облаками разноцветных пылинок, вспыхивал в переливчатом свете. Сотни туристов казались совсем маленькими у подножия наклонных колонн-деревьев. Задрав головы, они смотрели ввысь на сияющее сводчатое пространство, и восхищенный шепот звучал повсюду как тихая, умиротворяющая музыка.
Лэнгдон шел по собору, внимательно рассматривая одну органическую форму за другой, пока, наконец, не остановил взгляд на решетчатой конструкции купола, напоминающей строение клетки. Некоторые говорили, что центральная часть потолка Саграда Фамилии похожа на сложный организм под микроскопом – сейчас, разглядывая залитый светом купол, Лэнгдон согласился с этим мнением.
– Профессор! – окликнул его знакомый голос.
Лэнгдон обернулся. К нему спешил отец Бенья.
– Простите, – с искренним сожалением произнес маленький священник. – Мне сказали, что вы
Лэнгдон улыбнулся.
– Спасибо. Но мне как раз хватило времени, чтобы полюбоваться фасадом. К тому же я думал, вы спите.
– Сплю? – Бенья засмеялся. – Да вроде рановато.
– Сейчас здесь все не так, как было ночью, – заметил Лэнгдон, двигаясь вместе со всеми в сторону алтаря.
– Естественное освещение творит чудеса, – ответил Бенья. – Как и присутствие
Пробираясь сквозь толпу, Лэнгдон пошел вслед за Беньей. Сверху доносились звуки стройки: здание Саграда Фамилии продолжает расти.
– Вы смотрели трансляцию Эдмонда? – спросил Лэнгдон.
– Если честно, три раза, – рассмеялся Бенья. – Новое представление об энтропии, как о «желании» Вселенной рассеивать энергию… мне это напоминает книгу «Бытие». Когда я думаю о Большом взрыве и расширении Вселенной, я вижу, как расцветающее облако энергии распространяется все дальше и дальше в черноте космоса… и несет свет туда, где его никогда не было.
Лэнгдон улыбнулся.
– Ватикан уже выступил с официальным заявлением по поводу открытия?
– Пока в процессе подготовки, но, похоже… – Бенья пожал плечами, – есть некоторые расхождения во взглядах. Вопрос о происхождении жизни, как вы знаете, всегда был камнем преткновения у христиан – в особенности фундаменталистов. Лично я считаю, мы должны решить его раз и навсегда.
– Правда? И как же нам его решить?
– Мы
Лэнгдон остановился и уставился на старика-настоятеля.
– Да ладно вам! – Бенья рассмеялся. –
– …
– Вижу, вам знакомы слова Галилея, – улыбнулся Бенья. – В детстве я обожал физику; я пришел к Богу, испытывая глубокое уважение к материальной Вселенной. Это одна из причин, почему мне так близка идея Саграда Фамилии… Для меня это храм будущего, напрямую связанный с природой.
Лэнгдон размышлял, что Саграда Фамилия, как и римский Пантеон, может стать символом переходного периода: здание, которое «одной ногой стоит в прошлом, а другой – в будущем», своеобразный мост, ведущий от уходящей веры к зарождающейся. Тогда собор Гауди обретет огромную значимость, о которой никто раньше не подозревал.
Бенья вел Лэнгдона вниз по спиральной лестнице, знакомой еще с прошедшей ночи.
– Мне совершенно ясно, – говорил Бенья, пока они спускались, – что у христианства есть лишь один способ выжить в эру науки. Мы должны прекратить отрицать научные открытия. Мы не должны выступать против доказанных фактов. И мы должны стать духовным партнером науки, ведь нами накоплен огромный опыт: столетние философские изыскания, самоанализ, медитации… Все это поможет человечеству создать прочную моральную основу в новых условиях. И тогда стремительно развивающиеся технологии будут объединять нас, дарить свет и возвышать… вместо того чтобы вести к разрушению.
– Не могу не согласиться, – сказал Лэнгдон.
Они спустились в крипту. Бенья прошел мимо усыпальницы Гауди к витрине с подаренной Эдмондом книгой Уильяма Блейка.
– Вот о чем я хотел поговорить с вами, профессор.
– О собрании Блейка?
– Да. Как вы помните, я обещал сеньору Киршу выставить книгу здесь. Я согласился, потому что решил, что для него важна именно иллюстрация.
Они склонились над витриной, всматриваясь в придуманного Блейком Уризена – божество, циркулем измеряющее Вселенную.