Ворон! Ворон! Это знак ворона!
Глава третья
Я бегу через площадь мимо Дворца правосудия и музея и пытаюсь вызвать в памяти папину книгу, страницы которой я листала совсем недавно, вспомнить каждое событие его жизни. Уворачиваясь от встречных, мельком читаю их знаки.
Четырнадцать лет, любит музыку, терпеть не может родную сестру.
Обожает любовницу, врёт жене.
Предпочитает дружить с собакой, а не с людьми.
Пятьдесят шесть лет, но чувствует себя на все восемьдесят: замучили болезни.
Пекарня остаётся позади, я спешу домой, подальше от шума, от какофонии знаков, от хриплого карканья голосов.
В голове всё жужжит и жужжит татуировочная машинка. Знак ворона. Я совсем забыла о том дне, а вот сейчас вспомнила…
Мне было лет восемь, не больше, – совсем кроха. День клонился к вечеру, мы ждали папу с работы. Я играла на втором этаже, когда раздался стук в дверь, громкие голоса, а потом дверь хлопнула. Я спустилась на кухню спросить, кто приходил, и обнаружила, что первый раз в жизни осталась одна. Открыла входную дверь и выглянула на улицу – вдалеке алела знакомая шаль. Мама шла очень быстро, мужчина рядом с ней то и дело переходил на бег, чтобы не отстать. Я знала, что оставаться дома без взрослых нельзя, и поспешила за мамой, предоставив двери захлопнуться за спиной.
Я почти догнала их у поворота к мастерским обрядчиков, где работал папа. Я так и шла сзади, немного поодаль, иногда порываясь крикнуть: «Мама! Мамочка! Я здесь! Ты обо мне забыла?»
Но мои губы застыли, и голос отказывался повиноваться.
У стены обшарпанного склада с металлической крышей, склонившись над чем-то, стояли люди. Они расступились, давая маме пройти, и чей-то взволнованный голос произнёс:
– Несчастный случай. Ничего страшного. Гроб соскользнул и попал ему по голове. Как раз новую партию разгружали…
Мама прошла мимо, не обращая внимания на слова. В образовавшийся проход я увидела папу.
Он сидел на земле, а кто-то придерживал ему голову, приложив к затылку сложенный в несколько раз кусок ткани. Импровизированная повязка покраснела, папины волосы были влажными. Он открыл глаза и протянул маме руку.
– Всё нормально, милая. Просто ударился. Не беспокой доктора, я отдохну – и всё пройдёт, – поморщившись, проговорил он.
– Ох, Джоэл! Что ты натворил! – В мамином голосе слышались нотки раздражения, не испуга, и я поняла, что с папой всё в порядке.
– Несчастный случай. Никто не виноват. Жить будет, – произнёс кто-то. Решив, что попадаться родителям на глаза не время, я стремглав помчалась домой. Когда я выбежала за мамой, дверь захлопнулась, но я отыскала полуоткрытое окно и пробралась внутрь. Мама с папой вернулись только в сумерках. С ними пришла Джулия, мама Вёрити, моей лучшей подруги.
– Я сегодня посплю здесь, – зевая, сказал отец. Мама устроила постель из подушек и одеял прямо на полу возле камина, потому что на диване рослый папа бы не уместился. Сидя на лестнице, я прислушивалась к шёпоту в гостиной.
– Я не знала, к кому обратиться, – еле слышно говорила мама. – Он принял обезболивающее, но, по-моему, не помешает наложить швы.
– И зачем ты меня втянула?.. Если Саймон узнает… Не понимаю, почему ты сразу не отвезла его к врачу?
В голосе Джулии слышался гнев или, может быть, страх.
– Это невозможно, ты же знаешь. Прошу тебя, Джулия! Джулия вздохнула:
– Ты хоть понимаешь, как это опасно? Я ведь не медсестра.
– Никто ничего не видел: он всё закрыл повязкой. А ты постоянно накладываешь швы женщинам. Пожалуйста, Джулия. Нам больше некого попросить. Спустя некоторое время снова послышалось:
– Вскипяти воды. У тебя есть бритва? Джоэл, приготовься – будет щипать.
Все были так заняты, что обо мне и не вспомнили. Я пряталась у себя в комнате, пока не стихли шорохи внизу. А потом, уже глубокой ночью, выбралась посмотреть, всё ли в порядке. Папина спина вздымалась и опадала, он тихонько похрапывал во сне. Повязка немного съехала – наверное, папа неловко повернулся. Из-под бинтов на голове виднелась кожа. Волосы вокруг раны были сбриты, аккуратный шов пересекал затылок. Пахло целебными травами, кровью и потом. Бритва открыла папину тайну. Правда вышла наружу.
