Долгий путь к маленькой сердитой планете

Она окинула взглядом идущую рядом аандриску. У Сиссикс было непривычное тело, порой она вела себя странно, но Розмари поймала себя на том, что испытывает к ней чувство глубокого восхищения.

– Да, Сиссикс, просто поразительно! – сказала Киззи. – Но лично я просто умираю от голода. Что предпочитаете? Лапшу? Мясо на вертеле? Мороженое? Мы уже взрослые и если хотим, можем есть на обед мороженое.

– Давай обойдемся без мороженого, – сказала Сиссикс.

– Точно. Извини, забыла, – рассмеялась Киззи. – От мороженого у нее сводит челюсти.

Сиссикс неодобрительно высунула тонкий язык.

– Почему кому-то пришло в голову готовить ледяную пищу, выходит за рамки моего понимания.

– Ого! А как насчет кузнечиков? – воскликнула Киззи. – Совершенно серьезно, я не откажусь от кузнечика. Мм, сочный перец, хрустящие колечки лука и большая аппетитная булочка… – Она выразительно посмотрела на Розмари.

– Не помню, когда в последний раз ела кузнечиков, – сказала та.

Что было ложью. Розмари никогда не пробовала кузнечиков. Сандвичами с кузнечиками торговали уличные разносчики, а с этой областью кулинарии она никогда близко не общалась. Розмари попыталась представить, как отнеслась бы ее мать к тому, что она аппетитно жевала большой сандвич с насекомыми, завернутый в кусок замасленной бумаги, стоя за одним столиком вместе с модификантами и ворами-карманниками.

– По-моему, просто замечательно! – улыбнулась она.

Эшби провел ладонью по обнаженному торсу, прижимающемуся к его телу. У него было достаточно любовниц до Пеи. Он перещупал много кожи. Но ни у кого не было такой, как у нее. Тело Пеи было покрыто крошечными чешуйками – не лежащими толстым слоем, как у Сиссикс, а плавно переходящими друг в друга. Ее серебристая кожа была зеркальной, как у рыб в реке. Несмотря на то что Эшби уже много раз видел Пеи обнаженной, несмотря на то что ему было уютно в ее обществе, до сих пор бывали моменты, когда у него при виде ее слова застревали в горле.

Разумеется, по чистой случайности аэлуонцам слишком часто удавалось поставить галочки против всех пунктов списка «того, что люди обыкновенно находят привлекательным». По галактическим меркам понятие красоты является относительным. Все люди сходятся в том, что у хармагиан внешность отвратительная (на что те отвечают им полной взаимностью). Аандриски – ну, это зависит от конкретного человека. Одним нравятся их перья, другие не выносят их зубы и когти. Роски, на тоненьких ножках и с огромными жевательными челюстями, были бы чудовищами из кошмарных снов и без своей привычки подвергать ковровым бомбардировкам соседние с ними колонии. Однако аэлуонцы по какой-то причуде эволюционного развития обладали внешностью, при виде которой большинство людей широко раскрывали рот, вскидывали руки и восклицали: «О, вы действительно высшие существа!» Вне всякого сомнения, чересчур длинные конечности и пальцы были чужды людям, однако двигались они с чарующим изяществом. Глаза у них были большие, но не слишком. Рты, напротив, были маленькие, но не слишком. По опыту Эшби трудно было найти человека, у которого аэлуонцы не вызывали бы восхищения, пусть даже в чисто объективном эстетическом смысле. У аэлуонок не было грудей, но, познакомившись близко с Пеи, Эшби обнаружил, что может прекрасно обходиться и без них. Сам он двадцатилетний пришел бы от этого в ужас.

Лежа рядом с Пеи, Эшби ощущал себя волосатой неуклюжей тушей. Однако, принимая в расчет то, чем они занимались почти два часа подряд, он приходил к выводу, что у него все-таки не настолько отталкивающая внешность. А может быть, Пеи просто не было дела до всей этой волосатой неуклюжей туши. Такое предположение также имело право на существование.

– Ты проголодался? – спросила Пеи, хотя губы у нее даже не пошевелились.

Как и у всех аэлуонцев, ее «голос» представлял собой компьютеризованный звук, издаваемый «говорящим ящиком», вживленным в основание гортани. Управление этим ящиком осуществлялось за счет нервных окончаний, поэтому Пеи сравнивала этот процесс с тем, чтобы мысленно проговаривать слова, набирая текст на клавиатуре. У аэлуонцев полностью отсутствовал слух, поэтому у них не было устной речи. Между собой они общались с помощью цветов – конкретно: радужных пятен на щеках, переливавшихся и меняющих очертания подобно мыльным пузырям. Однако, как только аэлуонцы начали общаться с другими разумными видами, устная речь стала необходимостью, и появились «говорящие ящики».

– Я умираю от голода, – сказал Эшби.

Он знал, что исходящие у него изо рта звуки собираются похожим на ювелирное украшение устройством, имплантированным в лоб Пеи. Поскольку ее головной мозг не имел никаких средств для обработки звука, имплантант преобразовывал слова в нервные импульсы, которые она уже воспринимала. Эшби не совсем понимал, как это работает, но то же самое он мог сказать и про большинство технических приспособлений. Устройство работало, и для Эшби этого было достаточно.

– У тебя в номере или у меня? – спросил он.

Это была еще одна часть стандартной процедуры: следить за тем, чтобы только одно существо находилось в номере, когда туда принесут заказ.

– Давай сначала посмотрим, что нам могут предложить. – Протянув руку, Пеи взяла с прикроватного столика меню. – Каковы твои шансы?

Это была их старая шутка – с какой вероятностью каждый из них мог найти в меню блюдо себе по душе. Те, кто составлял меню в гостиницах для представителей различных разумных видов, хотели как лучше, однако далеко не всегда им удавалось попасть в точку.

– Семьдесят на тридцать, – сказал Эшби. – В твою пользу.