— Ну, здравствуй, сладкая, — проходя внутрь, улыбнулась она, но выражения глаз улыбка абсолютно не затронула. — Вот мы наконец-то и познакомились.
— Здравствуйте, тетя, — почти не боясь ошибиться, откликнулась я, с трудом шевеля губами. Не узнать в симпатичной блондинке ту, с портрета, было сложно. Хотя, боги свидетели, отчего-то очень хотелось.
— О, уже знаешь? — Она усмехнулась, и в этом было куда меньше доброжелательности, но больше искренности. — Неужели старый хис рассказал?
Я поморщилась, не удержавшись, хотя и собиралась вести себя как можно нейтральнее. Нет, я тоже ругалась, тут не поспорить. Но одно дело — в моменты неконтролируемых эмоций, а другое — вот так, мимоходом, как что-то само собой разумеющееся. И этот жест не укрылся от бдительного ока родственницы.
— Что, сладкая, не нравится, как я называю твоего папочку? — Первый раз я пропустила такое обращение мимо ушей, не иначе как от шока узнавания и осознания, что она вообще была жива, а сейчас оно почти резануло по ушам. Приторная карамель в голосе не скрывала пренебрежения, которое эта женщина, без сомнения, испытывала ко мне. И, что таить греха, я бы с удовольствием ответила ей тем же.
— Вы вольны сами решать, кого и как называть. Но едва ли подобный лексикон красит лайди, — не удержавшись, отозвалась я.
— Лайди? — Она протянула слово, как нечто, не слышанное ранее. А затем прошлась к свободному креслу и расположилась в нем, вульгарно закинув ногу на ногу. — Разве Навастир упустил возможность подчеркнуть, что я дочь служанки?
— Дело не в том, в чьей семье богами суждено было родиться. А в воспитании и самоуважении. Едва ли того, кто ведет себя достойно, упрекнут в происхождении. — Я почти дословно повторила слова лайдин Силены, сказанные ею, когда я, ребенком, однажды пришла к ней с вопросом о том, кем могла бы быть моя мать.
— О да, тогда не стоит беспокоиться, даже если ты дочь шлюхи, верно? — саркастично отозвалась женщина. Сколько она здесь? Минуту? Две? Едва ли больше, а я уже полностью уверена — жалеть, что мы не познакомились раньше, незачем. Она была совершенно отвратительна.
— Не понимаю, о чем вы, — холодно отозвалась я. Что ни говори, а назвать так Аюми, пусть и родившую дочь вне брака, язык бы не повернулся. Да и о ней ли говорила тетя?
Что ей вообще от меня нужно? Кажется, озвученное Истаром «пообщаться» слишком далеко от истины. Таресса не разговаривала — она грубила каждой фразой, каждым жестом. А еще била словами, точно зная, куда именно стоит бить. И это было очередным «зачем». Лично я ей ничего не сделала, да и не могла, узнав о существовании несколько дней назад и считая мертвой. Так, может, этот яд предназначался отцу, но вылит был на голову первого попавшегося, связанного с ним? Все равно не сходилось.
— Правда не понимаешь? Неужели не рассказал? — совершенно ненатурально удивилась она. — Хотя да, о подобном лучше вообще никому не рассказывать. Интересно, как бы отнеслось высшее общество Дастара, узнай, что лишь одна из дочерей главного королевского мага родная и может похвастаться тем, что ее мать не обслуживала клиентов в борделе Кайра.
— Вы не смеете так говорить о моих сестрах! — Обо мне она могла болтать что угодно, а вот марать грязью имена сестер я позволять не собиралась. Так что план вести себя спокойно провалился в самом начале вместе с ледяным тоном фразы.
— Имеешь что-то против правды, сладкая? Знаешь, госпожа Астель могла рассказать много интересного о твоем отце. Если бы… хм… да, если бы была жива. А вот мать младших — Адели и Мадлен, верно? — до сих пор работает в «Сердце Кайра». Если пожелаешь, могу познакомить.
— Я вам не верю, — покачала головой я, хотя хотелось замотать ею из стороны в сторону. — Вы лжете!
— Братец так лицемерен, — словно и не слыша, продолжала она, наслаждаясь происходящим. — Укорять меня в том, что связалась с главой воровской гильдии, а самому влюбиться в шлюху. Да десятки поколений семьи Таури восстали бы, приведи он ее в дом. Но он и не привел, да. Навастир ведь крепче рилла, даже собственные чувства не изменили его принципов. А наивная Диатрисса, когда поняла, что ей предлагают разве что статус любовницы, а никак не жены, напилась яда, представляешь? Даже малышку-дочь не пожалела. — Тарессе совершенно не нужен был слушатель, она разговаривала сама с собой. Но поймав изменение в выражении моего лица, тут же отреагировала: — Имя знакомое, правда? Спросил бы кто у меня, я бы непременно сказала, что называть дочь в честь матери не лучшая идея. Даже если ты забрал ее к себе, выкупив, как скот. А ну как повторит судьбу?
— Я. Вам. Не. Верю, — повторила я едва слышно. Но мысль, что из сказанного правда если и не все, то часть уж точно, едва ли теперь когда-то исчезнет. Наверное, нужно было прервать ее, не слушать всего этого, но я словно окаменела, комкая в руках ткань накидки. Это было сродни чувству, когда видишь что-то ужасное, но не можешь перестать смотреть, не можешь закрыть глаза или отвернуться. Извращенная притягательность, с которой слишком сложно бороться простым разумным. И оттого, наверное, так и крутился на языке вопрос, который я не рискнула бы задать, — а остальные? Речь ведь шла обо всех, кроме меня. Сумасбродная, но добрая Лизандра? Огненная и пылкая Гвендолин? Смелая и воинственная Дениза? В это не просто было трудно поверить, сложно даже осознать.
— Но мне непонятно, остальные-то ему зачем? — задала в никуда тот же вопрос Таресса. Похлопала задумчиво по губам указательным пальцем, убрав ради этого на время даже отвратительно-слащавую улыбку. — Не совесть же мучила, в конце концов. Откуда у Навастира совесть, правда? А для всех этих своих государственных делишек мог бы подобрать девочек с родословной получше, как считаешь?
