уже сделала.
— Спасибо, Риза, достаточно. Ты можешь быть свободна. — Я отвернулась от зеркала и поднялась с пуфа, расправляя ткань халата поверх очередной, безумно красивой ночной рубашки. Какой толк наряжаться во что-то подобное, если супруг и лицезрит их только по паре минут вечером и утром. Или, как сейчас, вовсе не видит. Еще и разрез сбоку, до середины бедра. Он-то зачем нужен? Что за вульгарности, право слово…
Привычно сбросив в верхний ящик прикроватной тумбы подвеску с эхо и артефактом спокойствия, которые, в отличие от других украшений (разве что кроме обручальных, кои не снимала вовсе), снимала лишь перед самым сном, погасила светильники. И, перевернувшись на бок, мстительно перетянула на себя большую часть одеяла. Не думаю, конечно, что Ирвину составит большого труда отвоевать свою часть назад, но червячок несвойственного желания мелкой мести успокоился и этим. И уснул вместе со мной, стоило только закрыть глаза.
А среди ночи я проснулась оттого, что на талию легла рука, притягивая меня ближе к вытянувшемуся в полный рост мужскому телу. Обжигающе горячему, как показалось в этот момент, телу! И не останавливаясь на достигнутом, поднялась к груди, захватывая плоть в свой плен. А губы направились по линии плеча к шее, сдвигая неширокую кружевную лямку… Браслет на другой руке, убирающей мои волосы, рассыпанные по подушке, царапнул кожу, одновременно подтверждая, что так беспардонно прервавший мой сон человек именно Ирвин. И хотя это должно было успокоить, я все равно дернулась от неожиданности, отчего еще плотнее прижалась к нему. Бедрами к его бедрам, в полной мере ощутив, насколько небезразлична ему.
— Ирвин, что вы… — Я не закончила, буквально подавившись воздухом, когда он, вместо того чтобы отодвинуться, медленно, но непреодолимо качнулся вперед. — Ир… Ирвин…
— Ш-ш-ш… — Шепот отозвался мурашками по коже. В почти полной темноте — не считать же за свет неширокую дорожку ночного светила на полу — ощущения вообще обострились до предела.
Губы, а затем и зубы, аккуратно, не причиняя боли, сомкнулись на мочке уха, а левая рука продолжала ласкать грудь. Неспешными, дразнящими, круговыми движениями, задевая большим пальцем горошину соска. При этом муж и не подумал остановиться, продолжая сладостную пытку по всем фронтам одновременно.
Сейчас, когда его лицо находилось в непосредственной близости от моего, я легко могла почувствовать запах алкоголя. Не легкий и едва заметный, как от шатэ за обедом или бокала коньяка, выпитого с Дамиром в кабинете. Нет, сейчас это был насыщенный, одуряющий аромат крепкого алкоголя, отдававшего горькими цитрусовыми нотами.
— Ирвин, вы пьяны?! — От возмущения я даже смогла произнести фразу полностью, вновь задергавшись, — на этот раз с вполне определенной целью вырваться из его объятий.
Но супруг, очевидно, позволять этого мне не собирался. Как и не был настроен на диалог. Буквально за доли секунды с немыслимой для нетрезвого человека скоростью он опрокинул меня на спину, со всем возможным удобством устраиваясь сверху. И даже два слоя пусть тонкой, но все же ткани не оставляли сомнений, что на этот раз Ирвин разоблачился полностью. Боги…
Сосредоточиться на этом не удалось, потому что терять время и дальше муж не собирался. И следующую мою фразу, хотя я и сама не знала, что именно ему сказать, пресек на корню. Попросту закрыв мне рот поцелуем. И на томительные несколько минут я попросту выпала из реальности.
Мне казалось, что я знаю, как целуется супруг. По моментам в церкви и на свадебном балу. И это определенно было выше всяческих похвал, но… Но только сейчас я поняла, насколько ошибалась. О нет, тогда он лишь разминался, позволял целовать себя — назови как угодно, смысл не изменится. Только сейчас, только в этот момент…
Никакого промедления, никаких колебаний. Ирвин знал, что я по праву принадлежу ему, и не стеснялся это доказывать каждым движением губ. Правая ладонь скользнула мне на шею, большим пальцем лаская скулу, словно фиксируя, но видят боги — я даже на мгновение не подумала отвернуться, с головой вовлеченная в водоворот эмоций. Целоваться с ним… Было потрясающе без преувеличения. Лучшим из всего, что я когда-либо делала. И плевать на алкоголь — какая разница, если я сама пьяна этими чувствами?
И не сдержав стона, выгнулась, прижимаясь грудью к груди, когда этот инкуб, многозначительно улыбнувшись (улыбка ощущалась так явственно, хоть и не была видна), ухватил осторожно зубами мою нижнюю губу. И тут же зализал укус с издевательской тщательностью.
— Ир… — Ну вот и как с ним общаться? Ирвин вновь вернулся к губам, видимо, чтобы уж наверняка пресечь очередную попытку разговора. И оставалось разве что отвечать на поцелуй, цепляясь за напряженные предплечья мужа как за единственную надежную опору.
А затем ткань ночной рубашки медленно поползла вверх, оголяя сначала колени, затем бедра… Я уперлась ладонями в грудь Ирвина, пытаясь оттолкнуть его от себя хоть на пару сантиметров, но куда было тягаться с ним? Получилось лишь разорвать поцелуй, и я сбивчиво, поверхностно дыша, сделала еще одну попытку достучаться до него:
— Ирвин, послушайте! — Ткань продолжила неумолимое путешествие, почти открывая белье. — Да послушай же ты меня! Мне… мне срочно нужно… в уборную! — Муж замер, и я воспользовалась этим, зачастив: — Точно, мне очень-очень нужно, правда. Я скоро вернусь, обещаю, я быстро… — Боги, только бы он прислушался!
Кажется, совсем несвоевременная, но очень искренняя молитва сработала. Ирвин, жарко и многозначительно поцеловав меня напоследок, откатился
