сгребли с шоссе на обочины. Мы ехали между сугробами. За ними торчали деревья и простирались поля. Время от времени посреди полей возникали одинокие рощицы. Кладбища… Неподалеку деревня, или она здесь когда-то была. Знаем.
На очередном перекрестке «УАЗ» свернул, и мы въехали в деревню. Хорошо живут свекловоды! Новые дома, некоторые – из кирпича. Крыши – шиферные, попадаются и железные. Ровные заборы, крепкие ворота. У одних из них «УАЗ» притормозил.
– Приехали! – сообщила Лиля.
Обочь ворот грудой лежали бревна. Ель, осина… Судя по виду, привезли недавно – снега сверху нет.
– Дрова? – спросил я Вацлава.
– Ага! – кивнул он.
– А что зимой привезли?
– Дык, леспромхоз…
Уточнять я не стал. Вацлав подхватил сумки, мы вошли во двор. Встречать нас высыпала вся семья. Мать Лили – невысокая, худенькая женщина лет сорока. Глянув на нее, я понял, как будет выглядеть моя супруга через двадцать лет. Мать с дочкой были один в один – как лицом, так и фигурой. А вот братья Лили пошли в отца – высокие и плечистые. Если старший Вацлава почти догнал, то младший обещал сделать это в скором времени. Лиля кинулась целоваться с родней, я скромно встал позади. Наконец очередь дошла до меня.
– Здравствуйте! – сказал я. – Меня зовут Сергей.
– Анна Станиславовна! Толик! Виталик!
Мы поручкались. Ладонь у тещи оказалась узкой и сухонькой, у братьев – широкие и сильные.
– Ладна, – сказал Вацлав. – Идзице у хату. А я машыну адганю.
Мы пошли. Пока Лиля распаковывала сумки и оделяла родню гостинцами, я прошелся по дому. А что, неплохо живут. Фабричная мебель, в зале – телевизор. Черно-белый, конечно, но большой. Есть диван, в спальне – широкая кровать, плательный шкаф. Шкаф есть и в зале, на стенах – полки, полные книг. Я присмотрелся – большей частью учебники, но есть и художественная литература. На одной из полок обнаружился журнал «Юность» с моей повестью. Он стоял на видном месте. Это Лиля не утерпела и послала родителям – хотела похвастаться женихом.
Вацлав вернулся скоро, и меня позвали за стол. Тот ломился от еды. Ну, так будущий зять в гости приехал. Капуста, маринованная по-деревенски, то есть целыми кочанами, соленые огурцы, розоватое сало с прорезью, привезенная нами колбаска, вареная курица… Как финальный аккорд теща достала из печи и поставила на стол чугунок, откуда немедленно потянуло аппетитным запахом. Мне навалили тушенной с мясом картошки. Ее долго томили в печи, поэтому картошка рассыпалась в пюре и пропиталась мясным соком. Обожрусь.
Из выпивки на столе была водка «Русская» под пробкой-«бескозыркой», бутылка ординарного виноградного вина, явно купленного в местном сельпо, и еще одна емкость без этикетки. Понятно.
– Ты як? – посмотрел на меня тесть. – Магазиную ци свойскую?
– Свойскую! – сказал я, заслужив одобрительный взгляд.
Напитки разлили по стопкам – рюмок здесь не водилось. Женщинам досталось вино, мне с Вацлавом и Толиком – самогонка. Виталику – ничего. Мал еще, всего пятнадцать. Семнадцатилетнему Толику напустили полстопки. Как я понял – чисто символически. Правильно. Нечего детей спаивать.
– Будзем!
Хороший тост. Коротко и по существу. Я проглотил ароматный самогон – умеют гнать! – и набросился на еду. Умм! Язык проглотишь!
Некоторое время все сосредоточенно ели. Ненадолго прервались, чтоб выпить еще по стопке, затем продолжили. Мне было приятно и хорошо. Двести граммов крепкого самогона, обильная и вкусная еда… Хорошо сидим! Наконец, все наелись, и Вацлав отодвинул пустую миску. Так, сейчас будет допытываться.
– Вяселле дзе думаеце гулять? У Минску?[15]
– В Минске нет смысла, – ответил я. – Там пара друзей, а родни у меня нет. Лиля предлагает здесь.
– А як гэта у цябе няма радни?[16]
Черт! Настроение стремительно поползло вниз.
– Да вот так, Вацлав Иосифович. Деревню, где жила моя мать, в войну немцы сожгли – вместе с жителями. Мать чудом уцелела: ходила в соседнюю деревню больную тетку проведать. Так у нее и осталась. Но тетка вскоре умерла, мать жила у чужих людей. После того как Белоруссию освободили, попала в детдом. Смогла выучиться, стать учительницей. Замуж не вышла. После войны это трудно было – мужчин мало. Чтобы не быть одинокой, к тридцати годам родила меня. В детстве много голодала, поэтому часто болела. Умерла, когда я служил в армии. Вот так и вышло… – Я встал. – Пойду подышу. Душно здесь…
Мороз обжег влажные щеки. Черт, не сдержался. Накатило. Это в моем времени мать-одиночка станет явлением привычным. Здесь это моветон. Сколько в детстве наслушался! Байстрюк… Как будто дети, рожденные вне брака, не такие же, как все остальные. Чтобы это доказать, я стремился быть первым – в спорте, учебе, работе… Сумел. Всем известный в моем времени Александр Лукашенко тоже через это прошел. Поэтому и стал президентом…
