Я изо всех сил старалась не вглядываться в пустыню и не думать о своей сестре. Знала ли она, что сегодня будет звездопад? За всю нашу жизнь такого еще не случалось. Если предсказать звездопад могли только Скептики, то сестре о нем узнать было неоткуда. Я не знала, достанет ли жреческого мастерства моей матери и матери моей сестры, чтобы предвидеть такое событие. Встревожились ли овцы? В этом я сомневалась. Они скорее проспят весь звездопад и останутся в полном неведении, если только небо не упадет им на голову. Быть может, караульный увидит, как падают звезды, и поднимет тревогу, не понимая, что это значит?
За всей подготовкой я не успела задуматься о самом событии. Я не знала, будут ли звезды падать прямо на песок. Мать Ло-Мелхиина не боялась, что придавало храбрости и мне, но меня тревожила мысль о том, что часть неба вдруг перестанет ею быть. Я постаралась отбросить свой страх. Раз уж я не боюсь хозяина касра, нечего бояться и всего остального, решила я.
Наконец мы подошли к расширению, где плоские камни образовали балкон, растянувшийся от затейливо украшенной двери до самого края стены. Размером он был как все пространство между шатрами нашего отца – там была общая территория, где женщины собирались, чтобы прясть и чесать шерсть, и где по вечерам при свете огня, на котором жарилась баранина, рассказывали истории. Здесь, правда, никакого огня не было.
А люди, стоявшие вокруг, были мне незнакомы и нарядно разодеты.
Мать Ло-Мелхиина положила руку мне на плечо и, проведя меня через весь балкон, остановилась у двери. Там мы ждали, пока собирались другие гости. Там были Жрецы в белых одеждах и мужчины в одеждах разных цветов – должно быть, Скептики. Там был Фирх Камнедар в шароварах и тунике с каким-то узором, которого я в тусклом свете не могла разглядеть. Там были придворные Ло-Мелхиина со своими женами, в одеждах из дорогих тканей, которые пропадали зря, потому что без факелов и ламп никто все равно не мог их оценить. Лишь моя дишдаша с золотой нитью блистала во всей красе. Никто не смотрел на меня подолгу, но многие не могли удержаться от короткого взгляда, тут же поспешно отводя глаза.
В шатрах нашего отца бывало немало веселых сборищ. Мы отмечали самый длинный день, самую длинную ночь и те два дня, когда свет и тьма задерживались в небе на равное время. Бывали танцы в честь окота и в честь стрижки овец. Когда отец и братья возвращались с караваном, выменяв шерсть и пряжу на другие товары, мы встречали их с огнями, песнями и угощением.
Моя мать и мать моей сестры танцевали, чтобы ублажить духов и чтобы вызвать дождь, уединившись в священных пещерах. Даже когда умер брат моей сестры, мы пели о радостях его жизни и желали ему блага, где бы ни нашли приют его кости.
Прием Ло-Мелхиина нисколько не походил на эти сборища. Тут было темно и холодно, и не только из-за того, что наступила ночь.
В шатрах нашего отца день был временем труда, а ночь – временем песен и сказаний, но нам всегда было тепло от огня и наших простеньких ламп. Насколько я успела разглядеть, пока мы шли по стене вокруг касра, весь свет там был потушен. Небо же из-за городских огней было не таким ярким, как в пустыне, но казалось ближе.
Гости вдруг встрепенулись, и я взглянула на резную дверь. Там стоял Ло-Мелхиин, а подле него пожилой мужчина. Я догадалась, что это Скептик, потому что он был в темных одеждах, цвет которых скрадывала ночь. Возможно, именно он предсказал звездопад и тем заслужил честь стоять рядом с Ло- Мелхиином? Ло-Мелхиин окинул нас взглядом, точно пастух, пересчитывающий овец перед тем, как перейти на новое пастбище. Глаза его горели ярко, хоть вокруг и не было света, который бы в них отражался, и мало кто осмеливался встретить его взгляд. Его мать смотрела ему в глаза дольше всех, и он улыбнулся ей. Улыбка казалась почти доброй.
– Я благодарен всем вам за то, что вы пришли, – сказал Ло-Мелхиин. Это был голос человека, который сам поит свою лошадь, но я не доверяла ему. – Я знаю, что вы изрядно утомляетесь за день, служа мне и нашему государству. Благодарю вас за то, что вы пожертвовали своим отдыхом, чтобы посмотреть на это чудо вместе со мной.
Они, разумеется, пробормотали в ответ, что их это вовсе не затруднило. А что им еще оставалось делать?
– Прежде, чем небеса начнут свое представление, – продолжал Ло-Мелхиин, – послушаем Скептика Соката Ясноокого, ибо он заслужил право выступить перед нами сегодня.
Скептик, стоявший подле Ло-Мелхиина, поклонился ему, а потом остальным Скептикам и Жрецам, после чего вышел на середину балкона.
– А как он заслужил право выступить? – спросила я у матери Ло-Мелхиина, стараясь говорить как можно тише. Таким голосом я говорила с сестрой, когда мы не хотели, чтобы другие женщины услышали нас. Сейчас я решила воспользоваться им, чтобы не показать свое невежество в столь торжественной обстановке.
– Они бросали кости, – ответила она таким же голосом. Интересно, с кем она училась так говорить? – Так они показывают, что уважают и волю случая, и богов.
Скептик принял позу, которую я сразу узнала. Так держался наш отец, когда проводил свадьбу в деревне или объявлял новый торговый путь. Так держались мои братья, подражая ему, когда давали нам с сестрой мелкие поручения, которые мы неизменно отказывались выполнять. Ло-Мелхиин держался иначе. Ему не было нужды привлекать к себе взгляды, чтобы заслужить внимание или уважение. Он уже обладал и тем, и другим, и никто не мог ему в этом отказать.
– Подходите же, подходите, – произнес нараспев Скептик. Я инстинктивно подалась вперед, как и остальные. Сокат Ясноокий посмотрел прямо на меня. – Слушайте же, и я поведаю вам тайны небес.
