– Случись война – будет. В последнее время наезд какой-то на парламент. Плебисцит за плебисцитом. Боятся люди, что права отнимут.
– Как же отнимут, если, наоборот, дают? – не понял Кройстдорф.
Кроткий боднул головой.
– Будоражат народ попусту. У нас кто к чему привык, тот того и держится. Может, бабка из ума выжила. Но таких бабок пруд пруди.
– Сначала император приравняет «чубак» к нам, а потом нас к «чубакам», – вдруг оживилась Вязаная Шапка. – Все так говорят.
Еще говорят, что царская власть позорит Думу. Если бы они сами себя не позорили!
Утром Карл Вильгельмович сидел на диване и пялился на новостную панель. Елена застряла в душе. Почему женщины так любят мыться? Вот даже он – немец – в принципе не может себе позволить столько времени под ионизатором: вошел – вышел.
Шла прямая трансляция из Думы. Выступала всеобщая «любимица» депутат Засулина от партии «Нравственность России».
– Я хочу быть последней женщиной, униженной всеобщим избирательным правом, – вещала она. – Мы позволили себе слишком много свободы и перешли грань между людьми и животными. Сначала Государь приравняет «чубак» к нам, а потом нас к «чубакам».
Кройстдорф едва не поперхнулся. Крылатая фраза. Только вчера он слышал ее от никому не известной питерской бабки, а сегодня от голограммы депутата.
Елена появилась в дверях душа, отреагировав на заветное слово «чубака». При виде Засулиной ее лицо вытянулось. Она босиком пробежала к столу, схватила персональник и набрала услышанное высказывание. На экран вывалилось сразу сотни три ссылок.
– Противники прав «большеногих» придумали себе слоган, – сообщила Коренева. – И кто бы говорил! Дама, которая требует раздельного обучения мальчиков и девочек, запрета общих душей и поцелуев в кафе, права для учителей досматривать раздевалки и личные шкафчики учащихся на предмет порнографии.
– Нас бы она явно не одобрила, – отозвался Алекс. – Но такие люди нужны.
– Нужны? – задохнулась Елена. – Хочешь, чтобы и в твой номер врывались проверяющие? Прости, забыла, твои апартаменты неприкасаемы, ты слишком важная птица! Но если потеряешь положение? Не ври, что у тебя нет журналов в туалете за бачком! Дай только волю Засулиным…
Как хорошо, что он с ней связался! Легко заводится, готова прыгнуть и поцарапать. Вместо ответа Алекс перехватил Елену за запястье и опрокинул себе на колени.
– Нет у меня в сортире порнухи. Девчонки могут найти. В шкафу за сумкой с формой для пробежки – они туда не суются. – Кройстдорф хохотал, пока Елена вырывалась. – А Засулины важны, потому что показывают обществу, какие права мы на самом деле имеем и боимся потерять.
Елена перестала брыкаться: такой ход мыслей оказался для нее полной неожиданностью.
– Тогда эту дамочку с пучком надо беречь как зеницу ока. – Судя по зверскому выражению лица, она хотела бы растерзать депутатшу, но за неимением главной ханжи России укусила руку Алекса. Не больно, а чтобы продолжить игру.
В Москву вернулись еще до 12. Времени у них не было и не могло быть. Пришли наводки от Кроткого. Курьер, которому передали документы адмирала Волкова, ехал в Первопрестольную на экспрессе – боялся, что телепорт повредит старую бумагу. Впрочем, час разницы – невелика потеря. С вокзала курьер сразу отправился в университет и встретился с Поджетти. Значит, подлинники бумаг командора могли вот-вот уплыть в Лондон.
Начальник контрразведки генерал Другий запросил разрешения на арест. Кройстдорф хотел дать отмашку, а потом спохватился: все нити порвем.
– Леонтий Васильевич, а нельзя как-нибудь увести у Поджетти искомые документы? Интересно посмотреть, как он задергается.
Когда муха бьет лапками, она способна зацепить те паутины, которые должны оставаться в полном покое, спрятанными про запас. Шеф безопасности уже чувствовал, что они поведут к самым неожиданным людям в парламенте, министерствах, при дворе. Бизнес-круги тоже будут потревожены, все это не то чтобы следовало выкорчевывать, но знать, знать…
– Сделаем, – согласился Другий. – Но позвольте заметить, что «ваша игра сильна».
Карточный термин. Слишком многое поставлено на кон. Сам Леонтий Васильевич с удовольствием задержал бы и выслал иностранного шпиона. И дело с концом. Всем по медали. А так – мало ли куда пойдут нитки! Рады не будем.
– Работайте, – приказал Кройстдорф. – Шум в сети уже поднялся. Скоро подтвердим в «Новостях» и покажем подлинники. Но экземпляр Поджетти все равно не должен уйти за рубеж. Их следующий ход – начать муссировать спасение экспедиции Волкова английским кораблем. Мол, без британской помощи мы вообще мало на что способны.
Далее шеф безопасности отправился доложить результаты питерской поездки императору.
– С седьмым покушением вас, Максим Максимович, – сказал он, когда Государь пожал ему руку и предложил сесть.
– Или с восьмым, – задумчиво отозвался тот. – Все равно провалилось.
Кройстдорфа так и подмывало спросить: как дела, ну в смысле… дома. Но он крепился. Сам скажет, если посчитает нужным. Император подхватил из хрустальной вазочки на столе очищенную репку.
– Я пощусь, – пояснил он. – Патриарх велел. Обещал отпустит.