всех. Меньше навредишь. Вот почему я говорю, что опыт пробуждений от страшных снов бесценен – при условии, что это были действительно счастливые пробуждения, а не тягостные скитания из одного кошмара в другой.
– Ого. И так бывает?
– Все бывает. Многих кошмары затягивают. Чем страшней сон, тем труднее проснуться. К счастью, люди обычно ставят будильники… я имею в виду разнообразные способы просыпаться в определенное время. А некоторые кричат и стонут во сне, так что ближние принимаются их трясти. И все заканчивается хорошо. А нам того и надо.
– Теперь мне даже завидно, – вздохнул Малдо Йоз. – Тоже хочу видеть страшные сны – если уж это так полезно. Подушку, что ли, еще раз попробовать купить?
– Если отыщешь Мастера Совершенных Снов, который согласится нарушить закон, – ухмыльнулся я. – Потому что изготовление подушек с кошмарами по-прежнему запрещено Кодексом Хрембера. Как в старые добрые времена.
– Что за дурость! Человеку страшный сон по собственной воле посмотреть не дают.
– Не дурость, а вполне разумная предосторожность. Никогда заранее не знаешь, как много способен вынести. И от какого пустяка сломаешься. Любой храбрец может внезапно умереть во сне от страха – сердце не выдержит, и привет. А уж сойти с ума – проще простого. Я сам после одного прекрасного сновидения сутки безумием вонял. Мое счастье, что рядом оказался Джуффин. Не всем так везет.
– Грешные Магистры! Это что же такое должно было присниться?!
Бестактный, конечно, вопрос. Но на его месте я бы и сам не удержался. И помер бы от любопытства, если бы не получил даже намека на ответ.
А убийство великого зодчего в мои сегодняшние планы не входило. Поэтому я сказал правду:
– Что все мои близкие оказались удивительными гадами, и я уничтожил Мир. А потом сошел с ума от горя. К счастью, как раз на этом месте меня разбудили и вылечили[29]. В первое время мне все равно упорно казалось, что сон был правдой, Мир действительно рухнул по моей вине, а потом снова родился – из моего отчаяния и любви. Но это уже вполне безобидная форма мании величия, даже запаха не дает. И лечится, не поверишь, все тем же опытом. Опытом счастливой жизни, данной мне в ощущениях, которым приходится верить, потому что кроме ощущений у нас все равно ничего нет.
Малдо Йоз смотрел на меня так, что впору было заработать новую манию величия. К счастью, именно к этой хвори у меня стойкий иммунитет. Совершенно непрошибаемый. Очень уж серьезные прививки в свое время получил.
– Слишком много информации на твою бедную голову, да? – сочувственно спросил я. – Сам виноват, нечего было расспрашивать. Я, видишь ли, очень честный. Особенно когда напьюсь. Приличные люди в таком состоянии на столах пляшут и морды друг другу бьют, а я становлюсь треплом. Ладно, по моим расчетам, минуты через три действие этого прекрасного пойла наконец прекратится, и я больше ничего не скажу. Никому, никогда. До следующей порции.
– Пока оно не прекратилось, еще один вопрос, – выпалил Малдо Йоз. – Вдруг успеешь ответить.
– Ну смотри. Тебе потом с моими ответами жить.
Он коротко рассмеялся и помотал головой.
– Нет-нет-нет, это совершенно безобидный вопрос. Просто любопытно: я в последнее время то и дело слышу, что мы – в смысле Ехо со всеми улицами и горожанами – теперь постоянно снимся людям, которые на самом деле живут в других городах и наяву никогда тут не были…
– Ты не поверишь, но эти люди еще и в других Мирах живут, – ухмыльнулся я. – И снится им не только Ехо, а вообще все подряд, включая Небесные скалы Куанкуроха и красные пески Хмиро. Но вообще-то, так всегда было, просто гораздо реже случалось. Я сам, кстати, впервые попал сюда именно во сне – вот тебе еще один ответ на вопрос, зачем нужны сны. И куда они могут завести; впрочем, об этом ты не спрашивал.
– Ничего себе! – присвистнул Малдо. – Да, в такие материи мне лучше пока не лезть. Я всего-то и хотел узнать, правда ли, что мы постоянно кому-то снимся? Ну, то есть не мы с тобой лично, а…
– И мы с тобой лично – тоже. По крайней мере, в качестве статистов, странно одетых прохожих, спешащих куда-то по своим делам. И проснувшись у себя дома, эти люди думают, что на самом деле нас нет. Им кажется, будто мы – плод их воображения. Вернее, подсознания; ай, один черт… Знаешь что меня особенно радует? Прямо сейчас нас с тобой никто во сне не видит, а мы все равно сидим тут и пьем горячее вино. Ужасно здорово по-настоящему быть, а не просто мерещиться – вот что я тебе скажу.
– Звучит так, словно ты попробовал и то, и другое, а потом выбрал более привлекательный вариант, – растерянно сказал Малдо.
– Примерно так и было, – вздохнул я. – Но важно не это, а тот прекрасный факт, что нам доступны обе возможности: и быть, и мерещиться. Одно другому, как выяснилось, совершенно не мешает. И нет, я не буду повторять заказ. На сегодня достаточно. И так разошелся не в меру…
– Ну, по крайней мере, мы – определенно не страшный сон, – сказал Малдо Йоз, когда мы переступили порог «Внезапно Белого» и вышли на улицу. – В этом смысле в Ехо сейчас ловить нечего. Не Смутные Времена.
– Будь оптимистом, – усмехнулся я. – Человек всегда найдет, чего испугаться. Да хоть собственного отражения в витрине. Кстати, недавно один смешной юноша, студент, если не ошибаюсь, вашей Высокой Школы, попался мне на глаза, когда пытался запугивать спящих.
