Некоторые случаи безответственного применения сослагательного наклонения крайне меня нервируют. И даже бесят. Но говорить это я, конечно, не стал. Тем более что в целом наши посиделки на крыше подействовали на меня как хорошее успокоительное. Во всяком случае, добравшись под утро до постели, я уснул чуть ли не прежде, чем голова коснулась подушки. Такого милосердия я от своего организма сегодня не ожидал.
Я спал, и мне снилась очередная партия в «Злик-и-злак». Вот что значит – наяву не наигрался. У моей соперницы были глаза цвета штормового моря, тихий ласковый голос и неожиданно громкий смех, бесшабашный, как у подвыпившего подростка. Она была азартна, но при этом искренне переживала за нас обоих и время от времени подсказывала мне наиболее правильный ход. Говорила: ты хороший игрок, просто неопытный, но это дело наживное; время, хотим мы того или нет, внимательно и немилосердно ко всем, а опыт – единственная монета, которой оно платит, зато не скупясь.
Говорила: не беспокойся, что проиграешь, об этом никто не узнает, кроме меня, да и я забуду, когда проснусь. Сон – это подлинная свобода от последствий любого поступка, что бы мы ни творили с собой и другими, проснувшись, не вспомним, а если и вспомним, все равно не придется ничего исправлять.
Говорила: игра, как и сон, разновидность свободы. Сколько ни ошибайся, худшее, что с тобой случится, придешь к финишу позже соперника, или наберешь меньше очков. Подумаешь, великое горе, всегда можно перевернуть доску и начать заново, ни единой минутой небытия за это не заплатив.
Говорила: а уж игра во сне – это такая степень свободы, что описать невозможно. Только подумай, каким сейчас можно быть храбрым! Давай уже, делай свой ход, вперед ли, назад ли, сам решай, по правилам можно и то, и другое, а когда ты твердо усвоишь правила, научу тебя их нарушать. Ты даже не представляешь, какая тогда начнется игра! Жду ее, не дождусь.
Я все больше помалкивал, уставившись на игральную доску, но вовсе не потому, что боялся сделать ошибку, как думала сероглазая, поднимавшая меня на смех за излишнюю осторожность, просто во сне очень трудно сосредоточиться на всех этих мелких, но важных деталях – фишки, разноцветные кубики, разбитая на крупные и мелкие клетки игровая доска – даже не знаю, как я с этим справился, но все-таки справился, факт.
И так разошелся, что в конце концов занял очень неплохие позиции на поле, так что сероглазая незнакомка тоже умолкла, нахмурилась и принялась подолгу обдумывать каждый ход.
Но выиграть мне так и не дали. Разбудили ни свет, ни заря, то есть часа за два до полудня. С учетом того, что уснул я, когда уже забрезжил поздний зимний рассвет, немилосердно рано. Причем сделал это сэр Кофа, которого я совершенно не способен послать подальше. И, подозреваю, не только я. Среди людей, близко знакомых с сэром Кофой Йохом, этот обычай как-то не приживается.
«У меня довольно неожиданная просьба, – сказал он. – Я, видишь ли, отыскал для наших урдерских друзей знахаря, который умеет лечить птиц. Коллеги в один голос рекомендуют его как лучшего из лучших. Но живет этот тип аж в Новом Городе – не ближний свет. Я твердо обещал леди Лари, что отвезу Кадди с птицей в своем амобилере, но у меня сегодня с утра сразу два убийства в порту, причем на последствия пьяной драки они, к сожалению, не слишком похожи, и бросить это дело на самотек я не могу. Я предпринял несколько попыток прислать леди Лари наемный амобилер, но столкнулся с неожиданной проблемой: возницы наотрез отказываются перевозить птицу сыйсу. Все уверены, что Скрюух сперва на клочки раздерет обивку сидений, а потом прикончит их одним ударом клюва в затылок».
«Второе в нашем случае маловероятно, – подумав, ответил я, – зато первое действительно неизбежно. Вы же сами видели, что эта нежная пташка с Каддиным кожаным передником вчера проделывала».
«Именно поэтому я прошу помощи у тебя. Немного я встречал людей, настолько равнодушных к состоянию своего имущества».
Крыть было нечем.
«Ладно, – сказал я, – передайте леди Лари, что я зайду за ними примерно через час. Раньше не получится. Сперва мне надо перестать ненавидеть все живое и вспомнить, кто я, собственно, такой и откуда тут взялся. А это дело долгое».
«На твоем месте я бы ограничился только первым пунктом программы. Меньше знаешь, крепче спишь».
«Но мне-то как раз надо проснуться!»
«Твоя правда. Ладно, запоминай адрес: Новый Город, улица Весельчаков, восьмой дом. Это буквально в трех кварталах от Нумминориха. А если все- таки заблудишься, расспрашивай прохожих про знахаря Иренсо Сумакея, его там все знают. Спасибо тебе, что выручаешь. С меня причитается».
Ого. Такими обещаниями сэр Кофа Йох обычно не разбрасывается. Приятно узнать с утра пораньше, что жить дальше вполне имеет смысл.
Утро мое обычно начинается с магии, да не какой-нибудь Очевидной, а с Истинной, чтобы мало не показалось. Но не потому что я такой уж пижон, просто утренний кофе приходится добывать из Щели между Мирами. Это единственный доступный мне способ разжиться чашкой кофе, ни малейшего намека на который в этом прекрасном Мире, увы, нет. А камра, при всех ее достоинствах, не слишком способствует мгновенному пробуждению. А за бальзамом Кахара вечно приходится идти в кухню, куда его с упорством, достойным лучшего применения, относят при уборке. Зато Щель между Мирами всегда под рукой. Ну и кофе соответственно тоже. Благодаря ему, в гостиную я обычно спускаюсь, приняв человеческий облик. Это довольно важно, когда живешь не один.
На этот раз в гостиной собрались сразу все существа, которых следует беречь от моего дурного настроения: кошки, собаки и Базилио. Не хватало только леди Меламори, которая уже успела сбежать из дома – надеюсь, не на край света, а просто на службу; впрочем, ей-то я как раз обещал стать совершенно невыносимым, так что все к лучшему.
