просто шутите, чтобы поднять нам настроение. Но ведь именно так и вышло! Если бы не ваши деньги, мы бы не смогли уехать в Уандук. Скорее всего, добрались бы до Ирраши, благо недалеко, а изгнанникам из Соединенного Королевства там отлично живется. Только скажи, что ты – беглый угуландский колдун, и местные богачи передерутся за право нанять тебя на работу. И платить будут впятеро больше, чем своим. Очень уж нас там не любят!
– Платят впятеро больше, потому что не любят?!
– Ну да. Все знают, что любой иррашиец никаких денег не пожалеет за право хвастаться перед соседями, что у него настоящий угуландский мятежный магистр полы в лавке метет. Им кажется, это неслыханное унижение для всего Соединенного Королевства, кто сумел такое устроить – большой молодец, практически национальный герой. Мы собирались этим воспользоваться, но когда появились деньги, плюнули на иррашийские метлы и отправились в Уандук. Как же я этому рада! Иначе я бы никогда не встретилась с Иллайуни. И не узнала бы, что музыка – это самое важное для меня.
– То есть прежде ты музыке не училась? – изумился я.
– Ну как. Вряд ли это называется «училась». Пиликала в детстве в свое удовольствие, когда дед мне дайбу подарил – ну а кто из деревенских детей не пиликал, взобравшись на крышу, чтобы издалека было видно, кому сегодня спасибо за веселье говорить. Мечтала: вырасту, научусь играть получше, уеду в столицу, в самых дорогих трактирах буду выступать! Но это были мечты не о музыке, а о себе: вот я, взрослая и красивая, сижу возле барной стойки в нарядном лоохи и играю, а все вокруг даже вилки побросали, никто не жует, так заслушались, такая я прекрасная и вообще молодец! А потом даже об этом мечтать перестала. Взрослые вокруг хором говорили, что все музыканты ленивые бездельники и всю жизнь сидят без гроша, хотя все равно играют при этом в тысячу раз лучше, чем я когда-нибудь научусь. Мне, правда, хватило ума сбежать от родни в столицу, но их голоса я привезла с собой – полную голову, набитую чужими мнениями, как сундук нарядными тряпками, которыми здесь даже полы в хорошем доме мыть стыдно. Одежду-то я быстро сообразила выкинуть, а вот мысли еще долго искренне считала своими и всюду таскала за собой: музыка – не ремесло, музыканты – ленивые бездельники, я – бездарь, ничего у меня не получится, никогда. Счастье, что случайно влипла в историю, завершившуюся ссылкой за колдовство! А то вполне могла бы всю жизнь прожить, так и не узнав, что мне на самом деле нужно. Вернее, чему я нужна. Люди почти никогда этого о себе не знают. Удивительно, правда?
Я кивнул, а сказать ничего не успел, потому что мы как-то внезапно вышли на освещенную тусклыми фонарями поляну, где еще слонялся контуженный великой силой искусства люд. Таниту тут же окружила толпа коллег и просто сочувствующих. Зашумели-защебетали: «Здесь еще наливают?» «Я тебя обожаю!» «Куда ты пропала?» «Где будем отмечать?» Она обернулась ко мне, беспомощно развела руками – дескать, ничего не поделаешь, такова моя богемная жизнь.
Чтобы не орать, перекрикивая ее друзей, я воспользовался Безмолвной речью и сказал: «Самое главное – зови меня на все ваши концерты».
«Не сомневайтесь, сэр Макс, этой беды вам теперь не миновать», – откликнулась Танита.
Утешенный обещанием неминуемых бед, я высыпал в сверкающий новенький, оптимистически вместительный, но удручающе пустой таз всю мелочь, какая нашлась в карманах, и ушел, не предприняв даже формальной попытки отыскать Карвена, к которому у меня теперь было столько вопросов, что лучше, пожалуй, даже не начинать. Потом. Все потом.
Больше всего на свете я сейчас хотел оказаться на своей крыше. И посидеть там в полном одиночестве с чашкой кофе, специально извлеченной из Щели между Мирами, чтобы не заходить за камрой в гостиную. Иногда магия – истинное спасение для лентяев вроде меня.
Устроить все это было проще простого. Шаг – и я уже дома. На крыше. Один, как и хотел.
Некоторое время я пытался переварить полученную информацию, но ослабленная волшебной силой искусства и невнятными разговорами о каких-то подозрительных Вратах голова наотрез отказывалась делать свою работу и только восторженно повторяла: «Ну ничего себе! Во дела!»
Я был совершенно с нею согласен, хоть и предпочел бы сейчас подумать нечто более конструктивное. Но тут уже ничего не поделаешь, родился мной – терпи.
Что моя голова охотно соглашалась совершить вот прямо сейчас – так это признать, что попытка извиниться перед бывшими юными правонарушителями дала превосходный результат. Один только концерт Маленького оркестра чего стоил. Ну и чего греха таить, приятно было выяснить, что Танита и Карвен на меня совсем не в обиде. И, похоже, изгнание действительно пошло им на пользу, как я и предсказывал. Моей заслуги в этом, конечно, нет, а все равно хорошо, что я не обманул их своей глупой оптимистической болтовней. Упреков Айсы это, конечно, не отменяет, а все-таки счет два – один в мою пользу. Пока. Я же еще с их приятелем Менке не поговорил.
Беседу с Менке я отложил напоследок по одной-единственной причине: послать ему зов было проще, чем остальным – технически, я имею в виду. Потому что я очень хорошо его помнил. Огненно-рыжий, длинный как жердь, поди такого забудь.
– Поговорить с ним, что ли, прямо сейчас? – вслух спросил я у доброй дюжины пустых кружек, успевших скопиться на крыше за пару последних дней. – Во-первых, просто нечестно оставлять парня без моих извинений. Остальным досталось, а он сидит как сирота. А во-вторых, еще более нечестно оставлять меня погибать от любопытства. Я же до утра не доживу, если не выясню больше никаких подробностей.
Кружки выслушали меня без возражений. Хотя вообще-то, могли бы напомнить, что сейчас уже за полночь – у нас. А в Суммони небось вообще скоро рассвет. О часовых поясах Мира я до сих пор никогда не задумывался, но предполагал, что теоретически они должны быть. Или нет?..
Все-таки стопка учебников для начальной школы мне бы совершенно не повредила. Читал бы их на ночь, как сказки, и всем вокруг было бы хорошо.
