Готов спорить, нового учителя для бедняжки Базилио ты не найдешь никогда. И добрая половина слуг завтра попросит расчет, и соседи по кварталу срочно съедут куда-нибудь в Новый город – все, как ты и мечтал».
От его ехидства мне сразу полегчало – насколько это вообще было возможно в сложившихся обстоятельствах. Очень вовремя, потому что в этот момент Базилио наконец-то перестала рыдать, а Трикки Лай, на чью лекцию о разнообразных вариантов посмертного бытия я здорово рассчитывал, вдруг сказал:
– Я надеялся, что могу побыть с вами подольше, но у нас в порту случилось нечто беспрецедентное: попытка ограбления таможни. Я, к сожалению, должен там быть. Говорят, ничего подобного не творилось с тех пор, как Белая Птица прирезал старого начальника Тювина Саливаву, да и тогда было не настоящее ограбление, а вполне обычное сопротивление контрабандиста властям, просто зашедшее несколько дальше, чем хотелось бы всем участвующим сторонам… Кстати, нынешних грабителей остановил не кто-нибудь, а призрак Тювина. К счастью, моряки суеверный народ и безобидных призраков боятся больше, чем любого оружия, так что к моменту прибытия моих ребят все уже было практически решено. Но это не избавляет меня от обязанности лично присутствовать на месте происшествия.
– Иди, конечно, – унылым дуэтом откликнулись мы с Базилио.
И остались одни. Ни собаки, ни даже кошки не пожелали составить нам компанию. Обычно они охотно утешают загрустившую Базилио, но сейчас рядом с ней был я. А от моего плохого настроения звери стараются держаться подальше; большинство людей, впрочем, тоже пулей выскакивают из помещения, где обретаюсь печальный я. Говорят, удовольствие не для слабонервных. А еще говорят, такое сильное воздействие твоего настроения на окружающих верный признак могущества. То есть по уму, всем нам сперва следовало бы учиться безмятежности, а уже потом приступать к занятиям магией. Но вряд ли в Соединенном Королевстве найдется хотя бы один колдун, которому удалось осуществить эту идеальную последовательность действий на практике. И я – совершенно точно не он.
По идее, теперь я должен был найти какие-то правильные слова, чтобы утешить Базилио. Завернуть что-то этакое про жизнь и смерть, философски оптимистическое и одновременно понятное даже младенцу. Но вместо этого печально сказал:
– Представляешь, когда мы ужинали с леди Тайярой, она рассказала, что изобрела способ сделать дураков умными. Тебе, по ее словам, это не нужно, зато остальным было очень легко у нее учиться, даже тем, кого из начальной школы прогнали за тупость. Я толком не понял, в чем там штука, но…
– Индивидуальный ритм, – шмыгнув носом, подтвердила Базилио. – Я тоже не все поняла, но запомнила, что у каждого человека есть свой внутренний ритм, и, если учителю удается выстроить речь в этом ритме, знания как бы сами войдут в организм и лягут на отведенное им место. Она мне довольно подробно рассказывала. Надеялась, что когда-нибудь я смогу стать ее помощницей, если захочу. Говорила, как раз к тому времени, как я выучусь в университете, ей понадобится много толковых помощников, чтобы делать расчеты и тренировать молодых учителей. А теперь ничего не будет, да?
– Вот за это я больше всего не люблю смерть, – честно признался я. – Вместе с каждым человеком умирают сотни, тысячи невероятных возможностей. Ужасно их жалко!
– Больше, чем самих мертвых людей?
– Больше, меньше – откуда я знаю? Поди подсчитай. С другой стороны, сам человек и есть все эти возможности. Так что, получается, одинаково жалко. Всего.
– Трикки говорит, после смерти ничего не заканчивается, – сказала Базилио. – Правда, он сам точно не знает, всегда или не всегда. А ты знаешь?
– Никогда ничего не заканчивается, – твердо сказал я. – Ни для кого. Подробностей я не знаю, но, уверен, тут и знать особо нечего, подробности у каждого свои. Смерть для всех разная, как и жизнь.
– А для таких, как я? – дрогнувшим голосом спросила Базилио. – Как ты думаешь, что случается с овеществленными иллюзиями после того, как мы умираем? Или мы не умираем, а просто исчезаем? И… больше ничего?
Этого вопроса я так опасался, что подготовился заранее. Неоднократно повторил про себя бодрым тоном: «С такими, как ты, вообще все всегда будет в полном порядке, вы же все-таки волшебные существа». Но завалил выступление, потому что легко вру только по мелочам, да и то при условии, что временно сам себе поверил. А сейчас вместо оптимистической заготовки честно сказал:
– Не знаю, дорогой друг. Этого вообще никто не знает, потому что таких чудесных существ как ты за всю историю Соединенного Королевства было – раз, два и обчелся. Но из них, кстати, никто так и не умер и не исчез. Ушли неведомо куда, ну так это и с людьми постоянно случается. И скорее хорошая новость, чем наоборот.
– Я знаю, что никто не знает, – нетерпеливо кивнула Базилио. – Я уже Трикки спрашивала. И сэра Шурфа. И даже господина Старшего Помощника Придворного Профессора. Все они говорили примерно то же самое. Но мне интересно, что ты об этом думаешь?
– Думаю, что у тебя есть сознание – тот, кто живет, с кем все происходит, кто воспринимает, осознает и действует. Как по мне только это и важно. А значит, ты ничем принципиально не отличаешься от людей. Способ рождения, особенности материи, из которой ты состоишь, твой первоначальный внешний вид и все остальное – несущественные детали. Я же и сам типичное не пойми что, разве что специальную еду для меня наколдовывать не надо. Но, кстати, многие местные зелья действуют на меня странным образом, не как не остальных людей. От супа отдохновения мгновенно дурею, а от простого приворотного средства однажды чуть не умер, то есть умер бы, если бы Джуффин не спас. Ты знаешь эту историю? Нет? Ладно, сейчас расскажу.
