под ним серое, совсем тонкое, когда-то мягкое и теплое, а теперь дыра на дыре, и еще какая-то рвань – одежда, рубаха? – неважно, важно, что Клари там не было. Ни капли крови, ни косточки, ни волоса, вообще ничего.
Умом я еще ничего не понял, но сердце чуть не взорвалось от ликования. Я заорал: «Получилось!» – подпрыгнул, воздев руки к небу, такой благодарственный дикарский танец, достойный восторженного дурака, в которого я превратился. И до сих пор думаю, что давать мне по башке именно в тот момент было нечестно. Грех обижать счастливых беспамятных идиотов. Я бы не стал.
Но ветры Пустой Земли Йохлимы не столь сентиментальны. И набросились на меня, как сироты-берсеркеры на сладкий пряник, выданный им один на всех.
Тогда я наконец понял, почему Йохлимские ветры настолько опасны. Они дуют отовсюду сразу. В том числе изнутри тебя самого. С этого собственно и начинают. И очень быстро достигают нужного им результата. Ураган, который рвется наружу из твоей грудной клетки, любого быстро разорвет на куски.
Ну или почти любого. Тогда же мне стало ясно, почему магистр Клари Ваджура при первой попытке смог продержаться так долго, почти до самого вечера. Опытный угуландский колдун, достаточно могущественный, чтобы регулярно иметь дело с Очевидной магией высших ступеней, то есть пропускать через себя силу Сердца Мира, оказывается достаточно хорошо подготовленным к встрече с Йохлимскими ветрами. Потому что по ощущениям и правда довольно похоже, только ветры дуют гораздо дольше, чем творится любое, самое сложное колдовство. Сколько ты сможешь вытерпеть – вопрос воли и стойкости, но первые пару минут способен продержаться почти любой из нас.
Я в Очевидной магии пока совсем новичок, но какой-никакой опыт взаимодействия с ее высшими ступенями у меня все-таки есть; строго говоря, в основном с высшими, не с того конца учиться начинал. Это, думаю, и спасло меня в самый первый момент, когда я был счастлив и совсем не готов к битве; впрочем, я вообще никогда ни к каким битвам не готов, если меня предварительно не довести. А это совсем не так просто, как рассказывают городские сплетники. Я, в сущности, мирный человек.
Однако Йохлимские ветры быстро довели мирного человека в моем лице до белого каления. После чудовищной силы удара изнутри и нескольких таких же снаружи, я почувствовал себя преданным, как будто повис на шее лучшего друга, а в ответ получил от него по зубам. Заорал: «Ах вы суки драные! Так нельзя! Ну я вам сейчас устрою!» Уж не знаю, что я собирался устраивать, но пер куда-то напролом, навстречу вздыбившейся земле и рушащемуся на нее небу, по-бычьи наклонив голову, колошматя воздушные потоки сжатыми в кулаки руками, помогая себе проклятиями, настолько непристойными, что большую их часть я, пожалуй, не решусь воспроизвести даже по просьбе ближайших друзей, если им вдруг взбредет в голову осчастливить культурную часть местного человечества ученым трактатом «Наиболее отвратительные фразеологические обороты разных миров» и они обратятся ко мне в поисках фольклорного материала.
Иными словами, я натурально свихнулся от злости и вместо того, чтобы просто покинуть негостеприимную Йохлимскую пустошь Темным Путем, что, по идее, было вполне возможно, топтался на месте наперекор здравому смыслу и бранился, малоубедительно размахивая хлипкими верхними конечностями. Ясно, что долго это продолжаться не могло.
Долго оно и не продолжалось, максимум минуту, на протяжении которой меня разрывала изнутри ярость Йохлимских ветров, помноженная на мою собственную злость, а потом ураган – не внутренний, а тот, что бушевал снаружи, подхватил меня и понес. Но вместо того чтобы швырнуть на землю, предсказуемо расплющив в лепешку, довольно аккуратно на нее положил. Ну, то есть для урагана аккуратно, так-то все тело потом было одним сплошным синяком.
Я не из тех, кого можно успокоить оплеухой, обычно получается наоборот. Но сейчас удар о землю подействовал на меня вполне умиротворяюще. Во- первых, я осознал, что по-прежнему жив – не только хорошая, но и совершенно неожиданная новость. Во-вторых, вспомнил, что Клари Ваджура исчез, это было по-настоящему необъяснимое чудо, которое случилось с ним, а значит, отчасти и со мной. А в-третьих, я отчетливо услышал, как голос, похожий на удар, или удар, похожий на голос, тот, что уже говорил мне «на здоровье», произнес: «Ну ты и дурак». И как-то сразу с ним согласился: еще какой дурак. Так глупо и неосмотрительно я не вел себя даже в самые первые дни жизни в Ехо, когда был уверен, что попал на вечный праздник и весь Мир ко мне бесконечно добр. С тех пор я более-менее научился сохранять стойкость в испытаниях, но неожиданная радость, как выяснилось, по-прежнему легко лишает меня контроля над собой.
А потом я подумал, что раз уж остался цел, у меня будет время исправиться. И достаточно счастливых моментов для тренировки стойкости, куда они денутся, сколько суждено – все мои. И не заплакал от облегчения только потому что к этому моменту сил у меня не оставалось вообще ни на что. Даже закрыть глаза казалось слишком тяжелой работой, поэтому я лежал и смотрел в небо. У нас оно всегда бледное, почти белое, над Уандуком – всех оттенков красного цвета, а здесь, над Чирухтой, зеленое. И никто: ни ученые, ни отставные магистры, ни мудрые ведьмы вроде леди Сотофы – не могут внятно объяснить, почему оно так. Может быть, Клари Ваджура теперь узнает? Ветры все-таки поближе к небу, чем мы.
За обдумыванием этого естественнонаучного вопроса меня и застал юный шаман Товуайра. Я успел забыть, насколько он огромный, и теперь удивился заново, когда надо мной навис великан. Рыжий, растрепанный и ужасно довольный тем, что наконец-то меня нашел.
– Ты и правда настоящий демон, если уцелел, – сказал он. – С Йохлимскими ветрами так задираться нельзя, даже когда они добрые, как сегодня.
– А это они были добрые? – усмехнулся я.
