и среди клубов пара, поднимавшегося от тёплого пруда.
Эдуард попытался вспомнить способы добывания огня, что когда-то показывал ему отец. Он принялся мастерить деревянную конструкцию, которая помогла бы им поджечь сухую траву, но Ярви остановил его.
– Какого лешего ты творишь? – усмехнулся вор.
– Ну… – смутился Эдуард, – огонь…
– Смотри и смекай.
Скомкав небольшой пучок жёлтой травы в шар, Ярви взялся за те самые найденные камни. Недолго думая он принялся колотить их то друг об друга, то о браслет каторжных оков. Наконец из-под камней в траву посыпались оранжевые искры. Очень скоро они превратились в небольшой костёр.
Эдуард протянул к огню закоченевшие пальцы, жадно наслаждаясь его теплом.
Замёрзшие лохмотья стремительно оттаивали, испуская клубы пара, однако это было не всё. Вместе с древесиной пламя испепеляло уныние, страх, сомнения. Древний спутник человека словно вдыхал в Эдуарда новую жизнь.
Рядом с ним, устроившись на охапке сухой травы, Ярви принялся что-то мастерить. Оторвав несколько лоскутов от набедренной повязки, он старательно переплетал жёлтые стебли. В его жилистых руках, как по волшебству, начали появляться грубые соломенные сандалии.
– Ноги себе отморозим к Солисовой матери, – бурчал он, вплетая в подошвы всё новые и новые ростки.
Эдуард не без удивления наблюдал за стремительным рождением этой нищенской обуви. Ловкость рук Трёхпалого поражала.
– Где ты этому научился? – спросил Эдуард.
– Это только у вас, лордов, всегда есть любое платье или башмаки на выбор, – злобно огрызнулся вор. – Бедному человеку выбирать не приходится. Когда в кармане пусто так же, как в брюхе, начинаешь смотреть на вещи по-новому.
Эдуард опустил глаза. Конечно, лорды были разными, но в целом Трёхпалый был прав. В его памяти всплыли картины из жизни крестьян Простора, работающих в поле. Сколько их ходило в подобной обуви, сделанной из плетёной соломы или коры? В то время как на его собственных ногах всегда были удобные кожаные сапоги, отороченные мехом.
– Да не страдай ты так, лордёныш, – усмехнулся татуированный разбойник. – В конце концов, теперь ты один из нас.
Закончив первую пару, Ярви протянул её Эдуарду.
– Добро пожаловать.
Конечно, обувью рукодельные сандалии можно было назвать лишь с большой натяжкой, но это всё равно было лучше, чем ничего. Во всяком случае, теперь им не придётся топать по смёрзшимся камням босиком.
– Как же, мать твою, здесь холодно, – посетовал Ярви, принимаясь за вторую пару нищенской обуви. – Надо спускаться в предгорья, если мы не хотим здесь околеть.
Эдуард понял, что Трёхпалому, смуглому уроженцу солнечных островов Побережья, гораздо труднее терпеть холод. Климат на Юге был жарким, а снег вообще никогда не выпадал.
– Откуда ты, Ярви?
Трёхпалый ругнулся, порезав палец об острый сухой лист.
– А тебе какое дело?
– Да так, интересно просто, – смешался Эдуард, подбрасывая в костерок новую порцию древесины.
Какое-то время Ярви молчал, посасывая порезанный палец.
– С Опала, – наконец ответил он.
– Самоцветные острова?
– Они самые.
Это объясняло, откуда Трёхпалый знал о лунных братьях.
– А я из… – начал Эдуард, но вор перебил его:
– Варгана. Вырос в Дубовом чертоге. Второй сын графа Натаниэля Колдриджа, прозванного Безумным. Я прекрасно знаю, кто ты, лордёныш. Вернее, кем ты был.
– Что значит «кем я был»?! – возмутился Эдуард.
– Послушай, твоему отцу отрубили башку. Нравится тебе это или нет, но с тобой сделают то же самое, если поймают. Ты теперь беглый каторжник. Такой же, как и я.
– Я совсем не такой, как ты, вор! – выпалил Эдуард, но тут же смутился под колючим взглядом южанина. В этот момент языком юноши владели остатки аристократической гордости.
– Ох, извините меня, ваше лордство, что не всем выпало счастье родиться в замке, – с издёвкой парировал Ярви. – Я забыл, что в ваших жилах течёт голубая кровь.
