В статье, появившейся, как уже отмечалось, в 1917 году, известный публицист Владимир Львович Бурцев писал: «Тяжелое наследие досталось нам от старого режима… Власть в России была в руках кучки проходимцев. Прикрываемые Царским Селом, они хозяйничали в России, как в завоеванном крае, отданном им на поток и разграбление. Мародерство, предательство, немецкое шпионство, вот что безраздельно процветало в России… Была только одна комиссия, которая изобличала — хотя и не в тех размерах, как это было желательно, — царивших мародеров и предателей. Это была так называемая комиссия генерала Батюшина».
Прошло много десятков лет с тех пор, когда Бурцев писал эти строки. И сейчас только немногие историки спецслужб ответят на вопрос, в чем состояла суть работы людей, подчиненных Батюшину. А ведь его комиссию можно считать прообразом наиболее активно развиваемого сейчас направления работы органов ФСБ — по обеспечению экономической безопасности страны.
Так же, как и в наши дни, лица, уличенные в совершении преступления или обоснованно подозреваемые в противоправных деяниях, особенно в экономической сфере, где речь идет о жесткости возможного судебного решения, а также о больших капиталах, старались опорочить оперативные и следственные подразделения. Выдвигаемый и закрепляемый через средства массовой информации тезис прост — розыскная и следственная работа велась с грубыми нарушениями закона, а конкретные представители власти — сами мздоимцы, готовые за очередную звезду на погонах упрятать за решетку кого угодно, хоть бы и собственную мать.
К сожалению, реалии — и тогда, и сегодня — таковы, что тем, кто темными путями наживает баснословные состояния, и их «информационным прикрывателям» иногда удается задуманный план и общественность вводится в заблуждение на более или менее долгое время.
Классическим историческим примером тому и может служить настойчивая работа комиссии генерала Батюшина. Читатель без особого труда сможет провести параллели с событиями дней нынешних, с действиями так называемых олигархов.
В годы Первой мировой войны со всем основанием таковыми можно было считать банкира Дмитрия Рубинштейна, сахарозаводчиков Абрама Доброго, Израиля Бабушкина, Авеля Гопнера и некоторых других лиц, попавших в поле зрения контрразведки и прокуратуры.
На них и сосредоточила свое внимание комиссия, в состав которой по приглашению Батюшина вошли: заехавший в Петроград после излечения в Киевском госпитале Владимир Орлов, помощник военного прокурора Петроградского военного окружного суда, автор книги «Немецкое шпионство» Александр Семенович Резанов, товарищ прокурора Варшавской судебной палаты Василий Дмитриевич Жижин, судебный следователь по особо важным делам Петр Николаевич Матвеев и еще ряд опытных сотрудников.
Конечно, как и в любом коллективе, не обошлось без так называемого болота, то есть людей, которым все равно кому служить, лишь бы платили деньги. Хороших кадров всегда не хватает, особенно в условиях войны. Батюшину просто некуда было деваться.
Напомним, что поводом к созданию комиссии явилась информация контрразведки о подозрительных банковских операциях Дмитрия Рубинштейна, которые могли нанести ущерб обороноспособности страны.
И вот в июне 1916 года в Петрограде на дверях дома № 90 на Фонтанке появилась написанная от руки на белом листе бумаги вывеска: «Комиссия генерала Батюшина». Как зачастую бывает и сейчас, денег на оборудование помещения не дали. Вот как описывает «апартаменты» оперативников и следователей один из приходивших на допрос свидетелей: «С большим трудом поднялся я по грязной лестнице, пахнущей кошками, на третий этаж, нашел нужную дверь… Открыв дверь, вошел в приемную (полутемную переднюю). Единственным предметом мебели тут был грязный топчан, служивший лежанкой для находившегося здесь же жандарма… За простым столом, заменявшим письменный, сидел генерал Батюшин».
Примерно так же, как с помещением, обстояло дело с транспортом, связью, командировочными расходами. Но несмотря на суровые условия бытия, комиссия взялась за дело.
Удалось, в частности, подтвердить, что Рубинштейн переводил крупные суммы через скандинавские страны в воюющую с Россией Германию. Он руководствовался принципом — «война войной, а бизнес страдать не должен». В итоге с санкции генерала Алексеева банкира арестовали и препроводили в Псковскую тюрьму.
Другое крупное расследование началось осенью 1916 года. В литературе оно известно как «дело сахарозаводчиков».
Поводом к нему послужили возникшие в тылу и на фронте перебои с поставками сахара. Отсутствие на прилавках сахара и резко подскочившая цена на него вызвали сильнейшее недовольство населения, в том числе и рабочих оборонных предприятий. Назревали забастовки.
Появилась информация о том, что часть произведенного сахара нелегально переправляется за границу. С группой сотрудников, включая и Владимира Орлова, Батюшин выехал в Киев — центр сахарной промышленности, где были проведены обыски в правлениях некоторых сахарных фирм, изъята для дальнейшего изучения необходимая документация. Первичный осмотр показал, что нужные бумаги могут быть в столице, в конторе Всероссийского общества сахарозаводчиков. Орлов срочно возвращается в Петроград и проводит неотложные следственные действия. Нити потянулись на Кавказ, и следователь уже в Тифлисе. Он выяснил следующие обстоятельства, которые описал в своих воспоминаниях бывший в то время генерал-квартирмейстером Ставки Александр Сергеевич Лукомский: «Во время войны курс нашего рубля в Персии катастрофически падал. Единственной действенной мерой, чтобы его поднять, казалось, является отправка в пределы Персии достаточного количества сахара. Сахар было разрешено отправить нескольким сахарозаводчикам Юго-Западного края…, но это нисколько не изменило курса нашего рубля. При расследовании этого вопроса получили данные, что сахар через таможни в Персии прошел в сравнительно незначительном количестве, а остальной сахар куда-то исчез.
Затем были получены сведения, что значительное количество сахара выгружалось на других станциях Закавказской железной дороги и переправлялось в Персию через границу вне таможенных постов… Из Персии были получены сведения, что русский сахар в очень большом количестве проходил через Персию только транзитным путем, попадал в Турцию и направлялся в Германию».
Когда Орлов довел результаты расследования до Ставки Верховного Главнокомандующего, там приняли жесткое решение. В «Правительственном вестнике» 26 октября 1916 года появилось сообщение: «Арестованы по распоряжению военных властей на театре военных действий киевские сахарозаводчики Израиль Бабушкин, Авель Гопнер и Абрам Добрый за противодействие снабжению армии сахаром, умышленное сокращение выпуска сахара на внутренний рынок империи и злонамеренный вывоз сахара за границу в ущерб снабжению воюющей армии и населения».
А дальше… Дальше началась кампания по развалу дела. Главным исполнителем ее сахарозаводчики определили Михаила Цехановского, бессменного представителя Правления Всероссийского общества сахарозаводчиков во всех правительственных учреждениях и «бюрократических заповедниках». Он подключил уже прикормленных ранее министра земледелия графа Алексея Бобринского, сенатора Дейтриха и даже прорвался на прием к председателю Совета Министров Борису Владимировичу Штюрмеру. Для усиления давления на следствие решено было задействовать прессу.
Особое внимание Цехановский обратил на влиятельную газету «Новое время» и ее главного редактора Михаила Алексеевича Суворина. Последний согласился с доводами нового знакомого и опубликовал (якобы ради объективности) его мнение в виде редакционных статей в двух выпусках газеты. Но этого оказалось мало, и Цехановский фактически принудил редактора и хозяина издания продать обществу сахарозаводчиков 300 паев товарищества «Нового времени».
Как может заметить читатель, нечистоплотные предприниматели осознали роль средств массовой информации задолго до шумихи вокруг Березовского и Гусинского, использующих СМИ как дубинку для ударов по институтам государственной власти и еще активнее — с целью прикрытия своих махинаций.
Впоследствии радетель за права сахарных королей цинично писал: «Общество давно уже хотело иметь свой печатный орган, и вот случай подвернулся, и не воспользоваться им было бы большой ошибкой».
Случай «поработать» с прессой «подвернулся» и Дмитрию Рубинштейну. Начались травля и дискредитация комиссии генерала Батюшина, которые затем продолжались много лет, даже в эмиграции, где после революции оказались и подследственные, и комиссионеры.
Впервые столкнувшись с распространением через прессу столь массированно фальсифицированных сведений о деятельности комиссии в целом и каждого (без исключения) ее сотрудника в отдельности, генерал Батюшин, Орлов, Резанов, Жижин и другие не раз просили об отставке. По свидетельству очевидцев, обычно спокойный и уравновешенный генерал стал раздражительным, начал нервно подергивать плечом. Только авторитет создателя комиссии — Михаила Васильевича Алексеева, его всемерная поддержка, вплоть до докладов царю как Верховному главнокомандующему, спасали дело, и расследования продолжались.
Тогда Рубинштейн задействовал свой главный резерв — Григория Распутина, которого не раз и не два ссужал крупными суммами. Распутин начал действовать через царицу, всецело находившуюся под его влиянием.
Результат долго ждать не пришлось. Для иллюстрации сложившейся ситуации приведем небольшой пассаж из переписки Александры Федоровны Романовой со своим венценосным супругом: «Уволь Батюшина, вспомни, что Алексеев твердо стоит за него». Однако начальник штаба Ставки, зная о негативном к себе отношении царицы, не отказался от своих подчиненных и при очередном докладе Николаю II сумел отстоять их.
Но кое-что Распутину все же удалось. Дело сахарозаводчиков передали для дальнейшего расследования в Киевскую судебную палату.
Тут же в оборот запускается слух, что Владимир Орлов, находившийся в Киеве, пытается воздействовать на нового следователя, вплоть до подкупа последнего. Вслед за слухом, как и следовало ожидать, в газетах замелькали статьи, авторы которых проводили мысль о необходимости расследования деятельности самой комиссии генерала Батюшина. Вплоть до Февральской революции идея эта муссировалась на газетных полосах, а 20 февраля 1917 года царь, под давлением заинтересованных в развале дела лиц, наложил на докладе Цехановского следующую резолюцию: «Дело о сахарозаводчиках прекратить, водворив их на места жительства, усердною работою на пользу родине пусть искупят свою вину, если таковая за ними и была».
Безусловно, это был сильнейший удар по комиссии Батюшина, тем более что через несколько дней сам монарх отрекся от престола и власть перешла в руки Временного правительства.
Дмитрий Рубинштейн стал одним из первых «птенцов Керенского», как тогда называли всех выпущенных из тюрем заключенных, признанных (правда, неизвестно, кем конкретно) политическими узниками старого режима.
До 8 марта Николай Батюшин находился в Ставке, затем возвратился к месту своей службы в Псков. Рубинштейн уже уехал оттуда в Петроград и чувствовал себя триумфатором. Через месяц председателя уже распущенной комиссии вызвали в столицу и арестовали именем Временного правительства. Он был доставлен в Петроградское комендантское управление и помещен в камеру гауптвахты. Где-то в соседних камерах уже томились военный юрист полковник Александр Рязанов, прапорщики Барт и Логвинский. Другие сотрудники комиссии, включая и Орлова, остались на свободе по чистой случайности — они находились в служебных командировках.
Наступил демократически развязанный период в жизни нашей страны, ни о какой законности говорить не приходилось. Владимир Львович Бурцев писал в конце мая 1917 года, что никто из арестованных членов комиссии даже ще не знал, за каким следственным или иным органом новой власти он числится, их ни одного раза не допросили, и, естественно, не услышали они, в чем конкретно обвиняются.
А за тюремными стенами их уже приговорила «демократическая» пресса. Деньги Рубинштейна и сахарозаводчиков отрабатывались по максимуму.
