Но за шикарной москвичкой еще и Семен Кириллович Молотков стал вдруг ухаживать с невероятной настойчивостью, с отчаянным весельем и с каким- то юношеским азартом. Только недавно разведенный, да капитально подлеченный, да удивительно помолодевший, он при каждой встрече утверждал, что влюбился без ума и готов на любые жертвы ради достижения вожделенной цели. Он стал дарить Элле цветы, настойчиво приглашать в ресторан и даже предлагал сходить в кино. На вечерний сеанс.
Прекрасно осознавая вожделенность своего тела, Яровая и этого кавалера отваживала от себя твердо и весьма последовательно. Еще и приговаривала при этом, нисколько не деликатничая:
– Семен, ты совершенно не в моем вкусе. Даже сильно помолодевший. Потому что я как раз обожаю мужчин солидного возраста. Они рассудительные и надежные, как скала.
– Как кто? – похохатывал Молотков. – Как скала? Хе-хе! Осмелюсь напомнить, Элла Витальевна, что от скалы дети не рождаются. Еще и простудиться можно на старом, холодном камне.
– Ничего, у меня есть наработки, как избежать простуды и как не остаться бездетной, – улыбалась красавица. И тут же прерывала начавшего открывать рот кавалера: – И помогать мне в решении вопроса не надо, дети у меня будут только от мужа.
Семен на это радостно смеялся и утверждал:
– Значит, для меня еще не все потеряно!
Но это они так редко пикировались и упражнялись в остроумии, работы для всех хватало с головой. А то и выше крыши. Чего только стоил уход в подполье и осторожное проживание на новом месте. Правда, и по этому поводу Семен высказывался крайне бесшабашно:
– С тем оружием, что у нас сложено у дальней стенки, мы можем любого врага в пыль раскатать! Чего нам бояться-то?
Ну да, Никита Шенгаут часть «горячего» товара продал, но добрая четверть всех ПЗРК осталась в ангаре. Да и другого оружия с боеприпасами оставалось с лихвой. Если бы не полный контроль над силовыми структурами города, никто бы из компании спать не мог спокойно. А так… как-то привыкли.
Тогда как сам Роман Ландер наведывался уже девятый день подряд в мертвый мир и часа два тратил на подборку дельтангов. Грабил лодь от души, каждый раз не менее двухсот трофеев. Выбирал из лоди несравненной Харон в последние дни уже только двуглазов зеленоватого оттенка, не интересуясь при этом ни полом, ни возрастом этих диковинных средоточий человеческих душ. Ибо все «зеленоватые» годились. Потому что было окончательно признано их максимально возможное соответствие искомым характеристикам. Все честные, тяготеющие к справедливости и, несмотря на пафос этого определения, считающиеся истинными гуманистами.
Но теперь весьма пригодились и двуглазы светло-голубых, нежно-апельсиновых и горчичных оттенков. Благодаря некоей разности в характерах стало легче вырабатывать новые планы, менять концепции, находить более приемлемые альтернативные варианты.
А в какой-то момент даже такая мысль прозвучала:
«Маньяки, конечно же, в нашей компании не нужны. Как и убийцы с самым оголтелым ворьем. Но вот по пять особей из иных иноцветных, этак оттенков десять, иметь для общего кворума не помешало бы. Их базисные идеи, как правило, будут заранее неприемлемы. Но вот во время общих обсуждений они могут подать вполне дельные мысли. Мало того, именно по ним мы сможем отслеживать реакцию среднего обывателя на то или иное событие или наше действие».
Против такого и возражать не стоило. Как ни крути, как ни рассуждай логично, но порой обыватели крайне туго, порой вообще негативно воспринимали то или иное улучшение. И ведь явное улучшение! Бесспорное! А все равно народ побаивался, отговариваясь расхожей фразой:
«Как бы чего не вышло. Лучше-то не всегда получается. Чаще оно только хуже становится!»
И возразить нечего на такое, ибо статистика – жестокая вещь. Большинство законов, спущенных сверху и якобы направленных на улучшение жизни народа, на самом деле только ухудшало, усложняло или сокращало эту жизнь. И только со временем становилось понятно, кто оставался в выигрыше. Те же депутаты разного пошиба, директора жилищно-коммунальных хозяйств лишь самим себе льготы и финансовые поблажки устраивали, откусывая при этом и так мизерные социальные ассигнования на малоимущих граждан.
Вот и пришлось набрать десять групп по десять дельтангов иного цвета. А во время обсуждения какой-нибудь задумки или проблемы еще с этой «сотней» советоваться. Между собой их не смешивали, переговариваться не давали и пока только присматривались, будет ли хоть какая польза с подобными коллегами.
Кстати, подобрали «сотню» не за один и не за два раза. Потому что каждому при собеседовании потом предлагали: хочешь оставайся с нами, участвуй в решении земных проблем и хоть как-то способствуй установлению справедливости, а хочешь возвращайся в лодь несравненной Харон. И вот, как это ни странно, очень многие отказались сотрудничать. То есть предпочли неизвестность загробного мира возможности остаться на родной планете. А самые агрессивные из «отказников» еще и ругались, обвиняя Ландера и его команду в полной некомпетентности и тотальной глупости. Мол:
«Человечество неисправимо! И не должно исправиться по воле какой-то группы себе подобных. Только всепланетарная катастрофа, всемирная война или иное подобное масштабное бедствие может изменить цивилизацию к лучшему. Или вторжение иноземного агрессора, желающего поработить землян».
