«Пора!» Стараясь выглядеть смущенным, Франсуа заговорил:
– Не знаю, смею ли я… ваше величество… но, возможно, вам будет угодно взглянуть…
Екатерина заинтересованно подняла брови:
– Что такое?
– Сущая безделица, сударыня. – Франсуа попытался вынуть веер из кошеля. Кольцо Ла Туров он по-прежнему сжимал в руке. Веер был довольно большой, и вытащить его было непросто. Но в этом-то и заключалась хитрость. Франсуа резко дернул веер, несколько монет через прорезанную заранее дыру выпало из кошеля, в то же мгновение он разжал руку и перстень полетел на пол вместе с монетами. Изобразив крайнее смущение, он взглянул на Екатерину и понял, что герб на перстне она заметила. Франсуа тут же поднял его, собрал монеты и, засовывая их в кошель, пробормотал:
– Прошу прощения, мой кошель прохудился.
Еще раз поклонившись, он вручил веер Екатерине.
– Сударыня, окажите честь скромному лекарю, приняв из его рук эту безделушку. Это опахало, ваше величество, я привез из Генуи, их лишь недавно стали делать тамошние умельцы. Оно защитит ваше величество от духоты. Благоволите поставить вот так вашу руку… да, именно так… когда оно вам не нужно, его можно повесить на запястье.
Сказав это, Франсуа в который раз поклонился и отошел в сторону.
Веер из фиолетового шелка с аметистом, инкрустированным в ручку, дивно подходил к сиреневому платью королевы. Она благосклонно приняла подарок и некоторое время сидела, обмахиваясь. Дамы принялись шумно восхищаться диковинкой. Вдруг Франсуа почувствовал чей-то взгляд, он буквально жег его затылок. Обернувшись, он встретился глазами с госпожой де Пуатье, которая смотрела на него гневным взором. Не успев провести при дворе и пары дней, он умудрился нажить себе грозного врага.
Прием подходил к концу, когда Франсуа окликнул упитанный пожилой господин:
– Мессир де Романьяк?
– Эмм… да… – от неожиданности Франсуа забыл свое новое имя.
– Вас просит к себе королева.
Екатерина стояла у застекленной двери, вокруг нее, как обычно, толпились придворные дамы. Увидев Франсуа, она повелительно махнула рукой, приказывая следовать за собой. Дамы устремились было следом, но она жестом остановила их и вышла в сад. Франсуа несмело шагнул за ней.
– Не желаете ли прогуляться, де Романьяк?
– Почту за великое счастье, сударыня.
Некоторое время они молча шли рядом по аллеям архиепископского сада, потом королева требовательно спросила:
– Что это значит, мессир?
Конечно, Франсуа отлично понял, о чем идет речь, но попробовал изобразить растерянность:
– Простите, сударыня, я не совсем…
– Если вы не будете откровенны, мы не сможем понять друг друга, – оборвала его Екатерина. – Вам придется объяснить, откуда у вас перстень рода де Ла Тур.
– Ваше величество, – осторожно начал Франсуа, – я ни в чем не солгал. Я действительно родился в Оверни и жил в Романьяке до одиннадцати лет, в крестьянской семье.
Королева удивленно подняла брови:
– Вы не похожи на крестьянина. У вас манеры аристократа.
– Вы совершенно правы, мадам. Был в моей жизни эпизод, о котором мне не очень приятно вспоминать, тогда-то мне и пришлось научиться хорошим манерам.
– Оставим это пока, – властно перебила Екатерина. – Продолжайте.
– Родители, особенно мать, обращались со мной плохо и не скрывали, что я подкидыш. Несколько раз к нам в дом приходил какой-то солидный господин и платил моей матери, я сам это видел. А однажды он повел меня гулять в лес, мы долго шли, а потом выбрались к дороге, где стояла карета. На ее дверце был тот же самый герб. В карете сидела дама, она осыпала меня поцелуями, плакала. Потом подарила мне какие-то игрушки, много, и вот этот самый перстень. Велела никому его не показывать. Это кольцо я сохранил, его-то вы и видели.
– Когда это было?
– Не могу сказать уверенно, сударыня, я был тогда совсем мал. Году в двадцать третьем – двадцать четвертом.
– А сколько вам сейчас?
Франсуа было ровно тридцать, но, придерживаясь биографии Бланки, он ответил:
– Двадцать семь.
– И что же, эта дама приезжала лишь однажды?
