Великого магистра, выломал его и проник внутрь. Удушливый воздух внутри наполняли тени и пыль. Дубина пробирался по чердаку, пригнув голову, осторожно, чтобы не скрипнули деревянные половицы. Он заметил дверь и со скрипом открыл ее, обнаружив за ней пустой коридор, но услышал голоса, доносившиеся откуда-то снизу. Это был плач женщины. Насколько Дубина знал, Великий магистр здесь не жил, а дом держал только для встреч. Единственными людьми, которые тут присутствовали, должны были быть слуги, и на мгновение Дубина удивился – неужели некоторые из бандитов сделали невообразимую вещь, вторгнувшись во владения Великого магистра. Он прокрался по коридору к лестнице и уставился вниз сквозь квадратную спираль балюстрады. Голоса, похоже, доносились с первого этажа, поэтому Дубина спустился на два пролета ниже и стал ждать в тени на втором этаже.
– Мне так жаль, – говорила одна женщина, пока другая плакала.
– Он хотел, чтобы его сюда принесли, – сказал мужской голос. – Он хотел увидеть вас.
Дубина не узнал ни один голос, но звучали они не как голоса мятежников, явившихся, чтобы ограбить дом. Плачущая женщина сорвалась на крик, прорвавший все пространство дома, и от этого вопля у Дубины похолодело в груди, в самых глубоких ее уголках. Он даже заставил Дубину сделать шаг вверх по лестнице и едва не отвлек его от тени, которая двигалась в его сторону. Он пригнулся в тот самый момент, когда метательный нож вонзился в стену, туда, где только что была его голова. Затем ассасин напал. Плечом он ударил Дубину в бок, и тот полетел вниз с лестницы, но сумел ухватиться за перила и перепрыгнуть через них, с легкостью приземлившись на нижнем этаже десятком футов ниже.
Три человека появились в дверном проеме библиотеки, несомненно, привлеченные этой суматохой. Это были Элиза, служанка Великого магистра, еще одна женщина в дорогом платье и здоровый мужик, который держался как коп. Хавьер узнал в них Грейс, Наталию и Шона. Но Дубина не узнал. Он не знал и того, где был Великий магистр, но дом уже был под угрозой, и теперь ему нужно было прежде всего спрятать реликвию в безопасном месте.
Он рванул к открытой входной двери, слыша сзади звук впивающихся в пол метательных ножей. Один из них пронзил его предплечье рядом с плечом и прошел насквозь. Он был не уверен, что сможет карабкаться с такой раной, но попытался и, несмотря на боль, выбрался на крыши, освещенные пожаром неподалеку и теряющиеся в дыму и пепле.
Он не стал ждать, чтобы посмотреть, преследуют его или нет. Убегая, да еще и с поврежденной рукой, – эта ситуация не годилась для боя. Он счел, что лучшим местом, где можно скрыться от ассасина и его союзников, будет хаос в толпе рядом с горящим приютом, поэтому поспешил на север.
На 39-й улице он все же сумел бросить взгляд назад и увидел тень ассасина, летящую следом, изредка касаясь земли и сокращая дистанцию. Могло статься, что Дубина не опередит его прежде, чем сольется с толпой. Он спустился вниз на 40-й улице и нырнул в развалины Хрустального дворца. Пожар уничтожил это здание почти пять лет назад, а теперь, когда солнце ушло за горизонт и темные облака принесли с собой раннюю темноту, оно могло предложить Дубине немало мест для укрытия. Он пронесся вперед, уклоняясь от костей разваливающегося металлического скелета, с которых местами все еще свисала стеклянная кожа, отражая разбитые изображения его самого. Ранее блестящее сооружение возвышалось более чем на сотню футов, и некоторые из стропил-ребер еще достигали этой высоты. Дубина пробежал мимо нескольких статуй греческих и римских воителей, нимф и королев, которые остались среди развалин, такие же разбитые, обугленные и забытые. Забравшись достаточно глубоко в руины, он развернулся, чтобы посмотреть назад, сканируя пространство на предмет движения. Он не увидел признаков присутствия ассасина, но это еще ничего не значило.
Дубина занял укрепленную позицию за кучей покореженных металлических балок и снял с плеча винтовку. На дымовые шашки у него не было времени, потому он задействовал дротики со снотворным, которые он уже использовал раньше. Он зарядил оружие и стал ждать, кляня самого себя за то, что оставил ассасина живым.
Рев опустошения, охвативший город, каким-то образом затих здесь, и Дубина закрыл глаза, прислушиваясь к звукам, которые мог издавать ассасин. Хлопающий звук справа заставил его повернуть винтовку прежде, чем он понял, что источником звука была летучая мышь. Возвращая ствол в предыдущее положение, он заметил легкий шорох сзади, и прежде, чем успел отреагировать, ощутил, как рука в перчатке схватила его за подбородок, откинув голову назад, а затем – как на горло надавил спрятанный клинок ассасина. Впрочем, и скрытая броня Дубины сделала свое дело, дав ему ту долю секунды, которая была нужна, чтобы уклониться, и затем бой продолжился уже врукопашную.
Дубина бросил винтовку и быстро вытащил два ножа, пытаясь резать и колоть в отчаянном броске, но ассасин развернулся в защитном маневре и заблокировал его атаки. Боль пронзила плечо Дубины, и он понял, что это неудобство может стать смертельным в продолжительном ближнем бою. Он откатился назад и побежал в глубь руин, но слышал, как ассасин преследует его. Он решил попытать удачи, нарочно споткнувшись, припав к земле и сжав кастет.
Ассасин быстро настиг его, и как только он достаточно приблизился, Дубина развернулся, ударив апперкотом почти что с земли. Удар кастетом пришелся ассасину в челюсть и, к счастью, сломал ее или раздробил зубы. Ассасина отбросило назад, и Дубина побежал, не дожидаясь, пока тот приземлится. Он отскочил на несколько ярдов, прежде чем второй метательный нож с силой ударил его в спину, так что он подался вперед, скользя по земле, покрытой углем и стеклом. Лезвие застряло слишком высоко, чтобы его можно было вытащить самому, застряло между ребер, и ему уже стало тяжело дышать, значит, нож, скорее всего, задел верхний отдел легкого. Больше он не мог ни сражаться, ни бежать. Дубина прибегнул к единственному оружию, которое было ему доступно. Он не знал, какой силой обладает реликвия, до сих пор он даже не думал это выяснить, желая оставить это Великому магистру. Но в отчаянии он потянулся к нему и вытащил из кармана, когда рядом показался ассасин.
Реликвия была теплой на ощупь. Он крепко сжал рукоять кинжала и заставил себя подняться, напряженный и содрогающийся.
