– Я слушаю, но, мне кажется, вы пытаетесь увести разговор в сторону, – ответил Ворон. – Как вы выпутаетесь из этой истории, Василий Семенович?
– Все, касающееся московской Зоны, находится в нашей компетенции, – сказал Шувалов. – Когда мы докажем…
– Слово «если» здесь будет намного уместнее, – перебил Ворон и поморщился. Он прекрасно понимал: доказательства зависели прежде всего именно от его умения их отыскать. Лезть же в это дело теперь не хотелось совершенно. Если бы он мог, то сейчас же покинул морг и забыл об убитом «рыцаре», как о ночном кошмаре.
– Я уверен.
Ворон был вынужден признать: чутье у начальника ИИЗ работало неплохо. Созданная еще в начале двадцатого века организация, взявшая оплетенный лозой меч в качестве эмблемы, после двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года обрела свое второе рождение. Ее основное направление деятельности напрямую относилось к Зоне отчуждения. Могли ли «рыцари» иметь свой интерес в новой московской аномалии? Да наверняка.
До сегодняшней «встречи» Ворон был уверен: и сам профессор Сестринский, и все его «птенцы» погибли во время зачистки лаборатории. Теперь же он опасался и предвидел встречу с ними: в Периметре или вне его пределов.
– Вы – уверены. Я… допустим, тоже уверен, – сказал он, – но это далеко не доказательства. А если их нет? Так и будем сидеть со своей уверенностью? Допустим, вы привлечете к делу лучших специалистов. Что говорят в ЦАЯ?
Шувалов пожал плечами:
– В случае провала я уйду на пенсию, и тебе придется находить общий язык с новым руководством. – Шувалов наигранно рассмеялся, но Ворон шутку не поддержал.
– Вряд ли я стану это делать, скорее, сверну собственную благотворительную деятельность. Я не работаю на правительство или ЦАЯ, я всего лишь консультант в ИИЗ и совсем немного – сталкер.
Он подумал, почему же Шувалов попросил не брать в морг Дениса, к тому же мотивируя это нежелательным раскрытием информации. Откуда он мог узнать, будто убитый связан со сталкером Вороном, вернее, Игорем Ветровым?
Шувалову неоткуда брать данные ни о Сестринском, ни об организации. «Рыцари» тщательным образом подчищали за собой. Ими практиковалось уничтожение любых общедоступных документов вплоть до чеков закупки канцтоваров. Если существовал компромат, он хранился слишком далеко и высоко. Даже во времена расцвета организации о «Рыцарях Зоны» знали лишь те, кто непосредственно имел с ними дело.
Когда-то Ворон согласился участвовать в очень опасном эксперименте, отправившим в мир иной слишком многих, и выжил. Вряд ли после такого его отпустили бы, но на завершающей стадии в лабораторию ворвались боевики. Они громили компьютеры, убивали ученых, Ворон спасся лишь потому, что находился в изолированной камере, куда не могли проникнуть извне. Напавшие скорее всего не знали о его присутствии. Впрочем, до уничтожения системы жизнеобеспечения они додумались.
– Почему вы вызвали именно меня, да еще в такой строжайшей тайне? – прямо спросил Ворон, приструнив разыгравшееся воображение. Хотелось надеяться, что давнее сотрудничество предполагало некое подобие доверительных отношений между ним и руководителем ИИЗ. Если же нет, он всегда сумеет развернуться и уйти.
Шувалов сказал, что он сам не захочет вводить Дениса в курс дела. Означало ли это…
– Лежащему перед тобой мужчине более ста лет.
– Что?.. – Ворон не понял, с какой интонацией сам же задал вопрос. Он лишь надеялся, будто в голосе не проскользнет слишком уж явственно слышащееся облегчение.
Шувалов часто говорил, что при том образе жизни, что вел Ворон, выглядеть тот должен никак не на тридцать пять. Косвенно это подтверждалось примерами на практике, но никто и никогда не задавался целью вести статистику и проверять, насколько интенсивно изнашивают организм походы в Зону, пьянство и недостаток сна.
Ворон привык отшучиваться хорошей генетикой и консервацией себя алкоголем. Он предполагал, что через десяток-другой лет ему придется исчезнуть, возможно, подстроив собственную гибель, и перебраться на время на другой континент, пока о нем не забудут здесь. Потом он вернется, и даже под той же самой сталкерской кличкой, слишком подходящей ему, вросшей в самое сердце и передающей суть, как никакая другая. Однако вопросы начали мучить Шувалова уже сейчас, а уж с обнаружением тела столетнего старца, выглядящего на пятьдесят, подстегнули любопытство.
– Перед нами Дымов Дмитрий Дмитриевич одна тысяча девятьсот десятого года рождения. Биолог, работал с Владимиром Ивановичем Вернадским, репрессирован в тридцать четвертом году. Якобы умер в лагере в тридцать девятом, – сказал Шувалов.
– Ошибка?
– Ты понимаешь, в каких стенах говоришь об ошибке? – оскорбился Шувалов. – Не в этом случае, Игорь.
– Хорошо. – Ворон повел плечом. – А я тут каким боком?
– Но так…
