Казалось, напиток вобрал в себя кошмарный нрав жителей, грязные улочки, уродливые дома, беззаконие, преступность, таящийся ужас Очаровательного леса, уныние приюта «Милый дом»…
Трехкратно.
Ульрик, икая, ощупывал карманы в поисках мятной карамельки, когда увидел, как Джен взбежала по ступеням крыльца и скрылась в Башне. Он окликнул ее, но девушка и не подумала обернуться. Все еще злится, ясное дело.
Аплодисментов не было. Зрители сидели не шелохнувшись. Снег и ветер ослепляли, так что Ульрик не мог разглядеть лиц блэткочцев. Им-то что не понравилось? Наверное, расстроились, что он остался жив.
Ульрик направился к Башне, пока та не успела исчезнуть: надо вернуть Джен и на всякий случай попросить прощения. Неважно, за что.
Он совсем выбился из сил, но Джен догнать так и не смог. Расстояние между ними не уменьшалось. Просьбы Ульрика остановиться девушка не слушала, упрямо шагая кот знает куда.
Вот Джен скрылась за дверью в конце длинного коридора. Когда Ульрик переступил порог следом, то очутился в библиотеке. Он отлично помнил: библиотека под самой крышей, а им на пути не встретилось ни одной лестницы.
В проходе между стеллажами разместился длинный стол, накрытый черной бархатной скатертью. За ним сидели дети из приюта «Милый дом». Джен среди них не было. На полках вместо книг стояли часы, каждые показывали разное время. Все звуки тонули в их сердитом «тик-так».
– Ты не видела здесь… – Ульрик тронул за плечо белокурую девочку в сером платье. Голова малютки отвалилась и упала на стол. Неживые глаза уставились в потолок.
Ульрик отпрянул. Дети сидели и разглядывали пустоту перед собой. Он только сейчас заметил паутину на лицах.
Вдалеке, на границе света и тьмы, появилась фигура высокого человека.
Неприятностиметр молчал.
Ульрик шагнул навстречу незнакомцу. Никакого писка. Фигура меж тем приблизилась и оказалась худым господином в длиннополом сюртуке, цилиндре и с сиреневым моноклем в левом глазу. В руке господин сжимал фарфоровый сливочник.
– Сэр, вы не видели здесь…
Монокль настороженно сверкнул. Неизвестный поставил сливочник и пристально глянул на Ульрика. Тот вдруг заметил, что дети-куклы закрыли глаза ладонями. Ульрик попятился. Человек с моноклем не опасен, но лучше держаться от него подальше.
Он выскочил за дверь и обнаружил, что оказался дома у Джен. За накрытым, совсем как на Котовство, столом сидели Нейтан, Питер, Инкогнитус и сама хозяйка. Все в масках.
Ульрик ничего не понимал. Головы в масках как по команде повернулись. В глазах-щелках вспыхнул грязно-белый, похожий на гной, свет.
– Семерка – это нос, – произнес Инкогнитус неживым, механическим голосом, а из щели рта посыпались ржавые шестеренки.
Мысли лихорадочно носились по кругу: как он мог попасть из Башни в дом к Джен? какого черта происходит? почему молчит неприятностиметр?
Инкогнитус открыл лакированный ящик. Наружу вылез огромный рыжий кот. Глаза животного горели мертвенно-белым светом. Кот прыгнул на стол и, сметая чашки, бросился к Ульрику.
Он поднял руки, чтобы уберечь лицо, совсем как дети при виде Часовика.
Ничего не произошло. Ульрик опустил руки. Он стоял на стадионе. Шел снег. На трибунах сидели люди-маски в серых костюмах. За длинным столом расположились Джен, Питер, Инкогнитус с ящиком на коленях, Нейтан, сироты и господин в цилиндре. На черной скатерти стояли и лежали часы – от огромных, с маятниками, до совсем крошечных, наручных.
У детей на глазах белые повязки. За спиной девочки с плюшевым зайцем стояла сестра милосердия. Она сжимала окровавленные ножницы.
– Я спасла их, – сказала сестра. По ее лицу текли красные слезы. – Теперь они никогда не увидят Часовика.
Господин в цилиндре глотнул из сливочника черной тягучей жидкости, похожей на машинное масло; поставил сливочник на блюдце и вытащил из кармана железный футляр. Там были глаза. Много стеклянных глаз.
Почему не пищит неприятностиметр?! Почему, почему, поче…
Господин в цилиндре коснулся повязки девочки с рыжими волосами. Подцепил край острым ногтем, снял один слой. На марле показалась запекшаяся кровь.
– Детям нужны глаза, – сказал человек с сиреневым моноклем. – Тогда я смогу взять их с собой.
Ульрик сунул руку в карман, достал неприятностиметр. Сверхпрочный корпус треснул, обнажив покрытые ржавчиной колесики и шестеренки.
Люди-маски покинули трибуны и окружили стол плотным кольцом. Бежать было некуда.
– Уже уходишь? – скрипучим голосом спросил Инкогнитус.
Все, кто сидел за столом, закрыли лица ладонями.
Господин с сиреневым моноклем взмахнул рукой, ставшей как будто длиннее, и голова Инкогнитуса покатилась по столу.
