ГЛАВА 24
Оказалось, что это невероятно трудно: вести за собой друзей, ориентируясь только на внезапно проснувшееся чутье. Одновременно идти, говорить, слушать ответы и при этом пытаться удержать перед внутренним взором крохотную путеводную ниточку.
Как только Вэйр отвлекался, она тут же истаивала, причем с такой скоростью, что ему потом приходилось подолгу сосредоточиваться, пытаясь ее поймать. Иногда даже возвращаться назад, чтобы быть уверенным в том, что не ошибся. А потом со всех ног бежать дальше, стремясь уйти как можно дальше от смертельно опасной бухты.
Он много раз падал, часто оступался, особенно ближе к вечеру, когда усталость наваливалась с такой силой, что юноша едва мог переставлять ноги. А еще его стали мучить головные боли — настойчивые, тупые, бесконечно грызущие затылок, а иногда ломящие и буквально раскалывающие виски.
Сперва он списывал их на недоедание и переутомление, которое час от часу ощущалось все явственнее. Воды было мало, нести ее оказалось не в чем, но хотя бы раз в день он находил в себе силы вытянуть на поверхность крохотный водяной ключик. Правда, после этого приходилось по полчаса отдыхать, но это было единственное, что одновременно сжирало и поддерживало его силы.
Спустя пару дней стало ясно — голова болела тем сильнее, чем чаще Вэйр обращался к магии. К примеру, если он долго следил за подземной рекой, боль возвращалась лишь к вечеру. А если вспоминал карту подземных источников, то мог свалиться в обморок. Как в тот раз, когда он сделал это впервые и вскоре рухнул без чувств, напугав этим Даста и Миру.
Южанин после этого целый час волок его на себе, двигаясь на ориентир в виде двузубой скалы. Он больше не напоминал о разговоре, который едва не стал причиной конфликта. Держался по-прежнему ровно, обиды не выказывал. А если и была в его голосе какая-то отстраненность, то ее только Вэйр и улавливал. Но радовался уже тому, что этого не понимает испуганно жмущаяся к ним Мира.
Миру южанин, кстати, не прекратил опекать, однако стал менее разговорчив. Взять девушку на руки не отказывался, но стремился делать это без прежнего энтузиазма. Словно слова мальчишки все же тронули его за душу и заставили крепко задуматься. А то, может, и прийти к выводу, что такая девушка вряд ли согласится принять здоровенного битюга с кривой мордой, покрытым шрамами телом, лысым затылком и недоброй ухмылкой, в которой не хватало пары зубов.
Она была слишком хороша для этого.
В то же время по ночам, когда Вэйр обессиленно падал на землю, отказываясь взять даже набранную девушкой горсть ягод, южанин исправно обходил ближайшие кусты, чтобы убедиться, что там никто не притаился. Искал в траве птичьи гнезда. Подолгу смотрел на лежащего без памяти мальчишку, мысленно сравнивая его и себя. А потом с досадой отворачивался, неохотно признавая, что даже старый шрам не портил парня так, как испортила его самого эта жестокая и несправедливая жизнь.
Вэйру же приходилось туго. Его тянуло вперед с такой силой, что иногда он просто не имел возможности сопротивляться. Буквально проваливался в странное забытье и бездумно брел в этом дурмане, слыша в ушах тихий плеск моря, полузабытый рев водопадов, грохот разбивающихся о скалы волн и пронзительные крики чаек над старым утесом, под которым не так давно обрел второе рождение.
Порой он шел так целеустремленно и одновременно пугающе, машинально переставляя одеревеневшие от усталости ноги, что Мира тревожно окликала его по имени. Но почти сразу отшатывалась, видя в его глазах не знакомую голубую лазурь, а бездонную черную бездну, в которой бушевали настоящие штормы.
Когда его звал Даст, Вэйр ненадолго останавливался, словно колебался и раздумывал: а стоит ли? Но потом, откуда ни возьмись, появлялись две широкие ладони, властно брали его за плечи, разворачивали на себя, а грубый голос неуклонно разбивал оковы странного наваждения.
— Стоять! Садись! Ешь!
Иногда ему в рот насильно засовывали что-то сладкое, резким окриком заставляя жевать. Порой давали глотнуть прохладной воды из родника. Потом, наконец, оставляли в покое, но именно с этого времени Вэйр начинал потихоньку оживать. И Даст, подметив это, приводил его теперь в чувство хлопками мокрых ладоней по щекам, внутренне опасаясь, что однажды даже это не сумеет вырвать парня из заторможенности.
Однако больше всего южанина беспокоило другое — Сольвиар. Точнее, его коренные жители, на следы присутствия которых он то и дело натыкался опытным взглядом следопыта.
То мелькнет на влажной земле след огромной волчьей лапы. То зацепится за куст клок серой шерсти. Иногда на стволах величиной в два-три обхвата он подмечал следы когтей и все больше убеждался, что виары — не выдумка. Что они здесь. И, может, уже идут по их следу, надеясь на славную охоту.
Даст все время ощущал, что они не одни в этом лесу. Ему не нравился выбранный Бэйром маршрут. Однако мальчишка шел целеустремленно, никуда не сворачивая. И, кажется, не догадывался, что они бредут по территории существ, от которых при одном только упоминании следует бежать без оглядки.
К концу третьего дня им удалось преодолеть перевал и перебраться через окружающие злополучную бухту горы. В этот же день Вэйра, наконец, отпустила странная одурь. И, как только южанин объявил привал, парень, вместо того чтобы рухнуть ничком, самостоятельно присел на поваленную корягу,
