приятен.
– Да, это я.
– Как же вы мне нужны! – со страстью проговорила дама. – Как же Бог управил, что я встретила именно вас!
– А что такое?
Водитель Виктор, видя, что Петр Николаевич увлекся разговором, деликатно остановился в сторонке и закурил.
И сразу, словно вопрос Остужева пробил плотину, информация хлынула изо рта женщины бурным потоком, перескакивая с пятое на десятое, перепрыгивая от бузины в огороде до киевского дядьки. Но основное удалось вычленить: дочь, посадили, особняк, кровавое убийство, погибли муж, свекор, свекровь, девочка моя сидит в СИЗО.
– Подождите, – решительно прервал даму профессор. – Я постараюсь вам помочь, но для начала вам надо рассказать мне все по порядку. Давайте поднимемся ко мне в кабинет.
Он выправил для женщины пропуск, она оказалась Вероникой Аркадьевной Кординой. Шофер, как было положено и заведено, проводил их обоих на место работы Остужева. Дама сняла с себя транспарант и понесла его в руке. Эллочка, умница, когда они входили, очень скептически оглядела плакат в руках дамы и чуть слышно спросила профессора: «Вам ДВА кофе подавать?» Типа: эта тетенька вам вообще нужна? И, может, вызволить вас как-нибудь, босс, из этого плена? Но профессор освобождаться не пожелал – напротив, сам учтиво осведомился у гостьи: «Вы что-нибудь выпьете? Кофе? Чаю?»
– Ой, мне бы воды, – простодушно откликнулась она. – Очень жарко сегодня тут у вас стоять.
Они вошли, и Остужев усадил просительницу на кожаный диван, а сам расположился напротив, в кресле. Вошла Эллочка и расставила на журнальном столике воду и кофе. Принесла, заботливая, и конфетки с печеньками.
Профессор попросил даму, чтобы рассказала по порядку. Сам не перебивал, только иногда направлял наводящими вопросами в нужное русло. Женщина довольно быстро успокоилась и повествовать стала связно и логично.
Рассказ Кординой Вероники Аркадьевны
Ксенечка моя всегда была умной, ласковой и послушной. Никогда я с ней ни горя, ни проблем не знала. Училась всегда хорошо, трудолюбивая, старательная. И отзывчивой была, не себялюбивой. То есть почему была, и осталась такой. Надеюсь, недоразумение разрешится, и из тюрьмы она скоро выйдет. Не такая она была, как, знаете, иные балованные детишки, в которых во все дырки все подряд впихивают – и блага, и знания, и секции, и игрушки, – а они только сидят, как цари горы, пупы земли, на всех свысока посматривают и покрикивают. Нет, Ксенечка с самых младых ногтей все спрашивала: мамочка, тебе помочь? Мамочка, как ты себя чувствуешь? Ну, и не только спрашивала, показную заботу проявляла, на публику играла, но и реально мне помогала. То посуду помоет, безо всяких с моей стороны просьб или напоминаний, то в ящике хозяйственном разберет, то приготовит чего- нибудь. Компот сварит, картошку или даже котлеты.
По правде, жили мы с ней трудно – в особенности когда она девочкой была. Папа от нас давно ушел – как раз когда Ксенечке лет семь было. Еще и времена такие, если помните, были непростые. Перестройка завершалась, наступал капитализм. В магазинах шаром кати, масла сливочного вообще не видели, за молоком в очередях приходилось по часу стоять. Но потом Советский Союз приказал долго жить, все в магазинах появилось, и всем стало не хватать одного – денег.
Я ведь по образованию радиофизик, но работа в нашем КБ кончилась совсем, и я пошла на бухгалтерские курсы. Сложно мне, конечно, было безумно: продолжала трудиться (все была надежда, что платить вот-вот начнут), и училась, и хозяйство вела, и доченьку воспитывала. Но Ксенечка все понимала, никогда не ныла и не капризничала: хочу барби, хочу сникерс. Трудно жили, чего там говорить. Папа наш тоже нам не помогал. Не потому что девочку не любил – любил по-своему, только у него ситуация еще хлеще моей была, а преодолевать трудности и препятствия он сроду не научился. Потом муж бывший, скажу к слову, в бизнес бросился. Кредитов набрал, и дело кончилось тем, что на него наехали (слава богу, мы в разводе были, а не то бы тоже пострадали). Отобрали за долги квартиру, он уехал в деревню, жил в какой-то лачуге, а в итоге спился и в девяносто пятом году умер. То есть с той стороны помощи никакой не было, да мы с Ксенечкой ее и не ждали.
Но я, как вы понимаете, всегда старалась, чтобы девочка моя была не хуже, чем другие. Хорошо одета, причесана, и в секции ходила в те, куда хотела, сколько б они ни стоили. Я из своего КБ ушла, устроилась бухгалтером, на двух местах вертелась. Так что стали мы не то что обеспеченными, но деньжата появились. Поэтому, я считаю, те, кто про девяностые говорит, что они лихие – просто не сумели приспособиться, вроде моего бывшего супруга. А мне, не хочу хвастаться, удалось. Компьютер домой купили – специально для Ксенечки, в Египет в турпоездку съездили, потом в Париж. И, откровенно говоря, как я стала зарабатывать, все нужды и желания доченьки старалась удовлетворять. Не прихоти, а разумные просьбы. А Ксеня удивительное для ребенка понимание проявляла. Скажешь ей, даже десятилетней: этого нельзя или не надо, потому-то и потому-то – она серьезно выслушает и согласится. Редко когда фордыбачить или настаивать на своем начинала. Понимала, к примеру – пусть после разъяснений, но понимала, – что сережки, да еще с бриллиантами, – это блажь, и могут потерпеть, а книга на английском – дело нужное, прежде всего для нее и ее будущего. Я Ксенечку два раза в летние языковые школы направляла, на все каникулы, однажды в Америку, другой раз на Мальту. Так что с языком у нас полный порядок.
Училась она всегда хорошо, но перед поступлением я репетиторов ей все-таки взяла. Хоть и дорого, конечно, но ее спокойствие и уверенность дороже. В итоге доча хоть и тряслась, и истерила слегка – поступила в высший экономический университет. Там, конечно, требования к стилю жизни оказались
