цветные воздушные шарики.
Я хватала сестру за руки, старалась поймать её взгляд, гладила по растрепавшимся волосам и шептала, как сильно я её люблю, что я сама сошью ей самое красивое платье в мире. И голубки у нас тоже будут. И шарики. И всё-всё, что бы она ни захотела… Но Тоська меня не слышала, она упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и продолжала рыдать.
– Если я её не успокою, – я удручённо посмотрела на Севера, – то начнётся приступ, и без лекарств мы не справимся.
Арсений помрачнел, поджал губы и, бросив на ревущую Тоську сердитый взгляд, предложил:
– В таком случае я вижу только один выход. Спеленать покрывалом, вставить кляп, а врача найти можно будет, когда уже выберемся из дворца.
Меня слегка покоробило от такой варварской идеи, и я уже открыла рот, чтобы сказать Северову всё, что я думаю по поводу его чёрствости, объяснить, что с Тоськой так нельзя, она же ведь…
– Серьёзно, Оля, – парень посмотрел на часы, подошёл к окну и выглянул наружу. – Если бы она была ребёнком не только внутренне, но и внешне, долго бы ты пыталась привести её в чувство? Или сразу бы схватила на руки, стремясь унести отсюда как можно скорее?
Прекрасно понимая, что Арсений прав, что из этой ситуации, кажется, нет другого выхода, я в последний раз попыталась достучаться до сестры. Присела рядом с ней на край кровати, положила руку на плечо и прошептала:
– Тень-тень-потетень, выше города плетень… А я тебе батончик принесла.
Тоська застыла и, не поднимая головы, уточнила:
– С жёлтой начинкой?
– С жёлтой, – улыбнулась и провела рукой по её волосам.
Тоська ещё раз всхлипнула, а затем вдруг повернулась ко мне с совершенно спокойным, счастливым лицом. Только стрелки мокрых ресниц немного выдавали её недавнюю истерику.
– Хочу! – она требовательно протянула ко мне руку, а я словно остолбенела, потому что только сейчас заметила на шее сестры знакомую бархотку, правда паучок на ней держал не голубой камень, а насыщенно зелёный. Я бы сказала, что это был изумруд.
– Оля! – снова поторопил меня Северов, и я посмотрела на него потерянным взглядом. – Что случилось?
– Мы не можем её забрать.
Я отдала Теньке принесённую сливочно-шоколадную помадку и поднялась с кровати, почувствовав, как на мои плечи опускается тяжёлый груз сожаления и вины.
– Почему? – Арсений был скорее шокирован, чем удивлён. – Теперь-то мы как раз просто должны её забрать, потому что в противном случае она может рассказать вашему Сашке о том, что мы были здесь. И знаешь, чем нам это грозит?
Я знала.
– Он не наш Сашка.
Я лучше Северова знала, что Цезарь будет носом землю рыть, что камня на камне не оставит от Яхона и диких земель впридачу, чтобы меня найти. И дело тут даже не в неземной любви – в чувства со стороны «братца» я не верила ни секунды, потому что такие люди не умеют любить – и не в скрытых мотивах, какими бы они ни были. Но уязвленное самолюбие…
Он никогда не оставит меня в покое. Никогда.
– У Тоськи на шее маячок, – не глядя на Арсения, обронила я. – От него не избавиться.
В двух словах я рассказала о том, что я пережила, когда Зверёныш пытался справиться с замком на моей бархотке, и как мальчишка в итоге от неё избавился.
– Мы не можем срезать украшение вместе с кожей, – объясняла я. – Регенерация у Тоськи самая обыкновенная, мы убьем её.
– Вот же чёрт, – Северов взлохматил волосы и затравленно огляделся по сторонам. – Знать бы заранее…
Да, знай мы об этом заранее, можно было бы что-то придумать. Ферзь бы точно придумал. Но Ферзя здесь не было, а брать Тоську с собой и рисковать, что накроют всех сразу – нет, на это я не пойду и Северову не позволю.
– Проклятье!
Если Арсений был зол из-за сложившейся ситуации, то мне, наоборот, почти полегчало. Так чувствуешь себя, когда понимаешь, что всё плохое уже случилось и хуже быть не может. Или может?
– Ты понимаешь, что, если мы сейчас уйдем, вернуться уже не сможем?
– Я наивна, но не глупа, – ответила я. – Тенёк, если ты доела, то иди и почисти зубы, а затем ложись, уже поздно.
С секунду Тоська поразмышляла, не закатить ли истерику по поводу «не хочу спать», но в конечном счёте победила усталость. А когда дверь в ванную закрылась за её спиной, я повернулась к Арсению и произнесла:
– Я никогда не смогу избавиться от чувства вины, я знаю.
Он поднял в протестующем жесте руку, но я не позволила ему перебить меня.
