скажу, оказалось для меня шоком. Я даже не сразу поняла, почему перед глазами запрыгали серебряные звёздочки, а левую щёку обожгло горячим ветром.
Воспользовавшись моим секундным замешательством, насильник сделал подсечку и опрокинул меня на дорогу, коленом прижал меня к земле и торжествующе уставился на моё перепуганное лицо, на губы, приоткрытые в попытке поймать больше воздуха, на грудь, которая ходила ходуном.
– Я не против легкого сопротивления, – произнёс Цезарь, а я едва не застонала, потому что он даже не запыхался. – Это бодрит и неимоверно заводит, но не советую очень сильно усердствовать: покалечить – не покалечу, но больно сделаю. Очень.
– Лучше сразу убей, – рыкнула я, но мужчина только рассмеялся.
– Ну что ты, малышка. Не такой уж я и монстр. Не бойся. Тебе, может быть, даже понравится, мне так точно.
– С-сука!
Он хмыкнул и, не сводя с меня пристального взгляда, расстегнул молнию на брюках.
– У моей девочки, как оказалось, неожиданно грязный ротик, – пробормотал он. – Ну ничего, его мы тоже найдём, чем занять.
Я набрала в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, даже не надеясь, что буду услышана, но ещё до того, как я успела закричать, Цезарь снова ударил меня по лицу.
– Будешь кричать – хуже будет, – прошипел он мне в лицо, и я почувствовала, как сильные пальцы сдавливают моё горло.
Дурочка я, дурочка! Бежать надо было в тот момент, как я только его увидела, а теперь уже поздно.
Одной рукой Цезарь ухватился за ворот моей майки, и она жалобно затрещала, оголяя моё тело.
– Поразительно, – пробормотал мужчина, жадно рассматривая показавшийся в разрыве ткани сосок, – до чего вы похожи. Маленькие сладкие ведьмочки…
Он склонился надо мной, обежал глазами лицо, на секунду задержался на полыхающей от боли скуле и скривился так, словно сожалел о том, что ему пришлось меня ударить. И именно этот его полный сожаления взгляд заставил меня поднять руку и медленно опустить её ему на шею, ласкаясь, покоряясь сильнейшему. Он улыбнулся и склонился ещё ниже.
– Какая понятливая девочка, – довольно прошелестел он.
– Всегда была, – согласилась я, захватила в горсть волосы на его затылке, так много, сколько могла, и рванулась навстречу склоняющейся голове. Его переносица, встретившись с моим лбом, противно захрустела, а сам Цезарь заорал и схватился руками за лицо.
– Козёл! – я вывернулась из-под него и вскочила на ноги.
– Убью, – прорычал он, медленно поднимаясь и вытирая почерневшее от злости и крови лицо.
– Поймай сначала, – огрызнулась я, осторожно пятясь в сторону освещённой улицы.
– Я не в том возрасте, чтобы за девками бегать, – хмыкнул Цезарь.
Я не знаю, что он сделал, но только что он прижимал ладонь к лицу, а в следующее мгновение он сжимает этой ладонью маленький короткоствольный пистолет.
– Но не думай, что всё будет быстро. Не теперь, когда ты меня так разозлила. Плохая, плохая девочка. Теперь мы с тобой поиграем. Здесь недалеко есть чудесная пещерка, твой умоляющий о пощаде голосок будет славно звучать под её сводами. И там мне никто не помешает, – и вдруг рявкнул зло: – Шевели ногами, давай, пока я их тебе не прострелил!
– Ну, надо же, какой романтик, – неожиданно раздавшийся из темноты голос подействовал на меня, как действует кружка горячего вина со специями в морозный день: я почувствовала тепло и счастье, и едва не рухнула, когда по моему телу прокатилась волна облегчения.
– Клянусь, будь я лет на сто моложе, ни за что не отказалась бы от такого романтичного предложения. Ночь, пещера, молодой и горячий любовник… Милота!
Я даже не успела толком осознать, что спасена. Или улыбнуться в темноту. Или крикнуть, чтобы Полина Ивановна была осторожна, потому что у ненавистного Цезаря есть пистолет. Единственное, что я успела сделать, это испытать невесомое, словно майский ветерок, чувство облегчения и какого-то щемящего восторга: я не одна. А затем мой личный кошмар вскинул руку и, не говоря ни слова, просто выстрелил на голос.
Сначала послышался короткий стон, болезненный и, я бы сказала, нарочито страдающий, а затем он перерос в хриплый смешок и язвительное:
– Сопляк, кто тебя стрелять учил?
Я всхлипнула от облегчения, а Цезарь некрасиво выругался и выстрелил снова. На этот раз Полина Ивановна не стала паясничать и притворяться мёртвой, а просто констатировала:
– Мазила, – и скрипнула колесом коляски.
– Достало всё! – Сашка дёрнул шеей, словно ему вдруг стал тесным воротник, и шагнул навстречу противному скрипу, а я наоборот попятилась, торопясь убраться с линии огня. Не то чтобы я сомневалась в меткости тёти Поли – не настолько, чтобы набраться смелости и придать своим сомнениям словесную форму – но сейчас всё-таки была глубокая ночь, плюс жуткая темень, плюс любительница двустволок была не в лучшей физической форме.
– Ты мой зайка, – ласково пропела Полина Ивановна, и я ничком рухнула на землю. – Решил облегчить бабушке задачу?
