продолжая:
– Плохо ли мне? Нет, мне не плохо. Мне недостаточно плохо, вот что я скажу. Недостаточно плохо для того, кто выжил за счёт чужой смерти. Слишком много желания жить. Тогда как человек, которого я успела зачислить в свои друзья, умер только потому, что очень хотел попасть в твою Фамилию, Север… А ведь я просила его не соваться…
Глупо было надеяться на то, что мы сможем прятаться от следопытов долго. В конце концов, Ватрушка сказал, что даже загнанная в угол крыса нападает на своего преследователя. А он никогда не был крысой.
– Я либо умру, либо перестану быть одиночкой, – поклялся мальчишка. – Мной больше никто и никогда не станет затыкать дырки, Ёлка. Веришь?
Ему я верила, в отличие от своих глаз. Потому что мои глаза, когда преследователи подошли к нам на расстояние выстрела, сказали мне о том, что всё это время по нашему следу шли не сикры, а лучшие из команды Палача. Цезарь. Не передать словами, что я почувствовала в тот момент. Невероятное количество мыслей и предположений хлынуло в мой скованный морозом мозг.
– Это и вправду она! – выкрикнул один из тех людей, который просто не мог меня не узнать. – Не стрелять!
На истерику не было времени. На страх не осталось места. Приказ не стрелять не распространялся на Ватрушку. У него была моя ракетница, один патрон в собственном оружии и голые руки для третьего из оставшихся в живых.
В Детском корпусе действительно хорошо учат убивать…
– Пообещай, что не умрёшь, ладно? – попросил Ватрушка окровавленными губами и добавил: – Ты так на неё похожа… Ёлка?
Он смотрел прямо на меня и, совершенно очевидно, не видел.
– Ёлка?
– Я здесь, здесь… – слёзы смешались с кровью на моём лице.
– У меня дома на стене висела твоя фотография, – шептал мальчишка. – Но в реальности ты намного лучше. Тебе идёт быть живой.
Я старалась не плакать громко и не смотреть в сторону трёх ищейских трупов. Я вгрызалась зубами в костяшки своих пальцев, чтобы немного прийти в себя, и неустанно уговаривала Ватрушку не оставлять меня там одну…
И снова это всё не то, о чём я могу кому-то рассказать. По крайней мере, не сейчас.
– Я клянусь, все эти дни меня грела одна-единственная мысль, – продолжила я в абсолютной тишине. – Я думала о том, что хочу спросить у тебя, Север, какое отношение ты имеешь ко всему этому. И ещё очень хочу посмотреть тебе в глаза, когда ты станешь лгать, что всё не так, как мне кажется.
– Я не стану лгать, – парень упорно отказывался стыдливо краснеть или прятать свои бесстыжие глаза.
– Север, – словно предостерегая от излишней разговорчивости, шепнул Зверь.
– Молчи и не лезь. А лучше уйди отсюда, – впервые на моей памяти кто-то кроме меня проигнорировал приказ Арсения Северова. – Если ты хочешь услышать эту фразу, то я скажу: всё действительно не так, – он скользнул рас строенным взглядом по моим губам, которые искривила горькая усмешка. – Мы не продаём одиночек в рабство, а о том, что Птица работает… работала на сикров, я впервые услышал от тебя. Только что. Причём, для меня осталось загадкой, как ты пришла к таким выводам… Что же касается всего остального… – Северов наклонился ко мне и, почти касаясь своим носом кончика моего, негромко проговорил: – Что, если я попрошу тебя просто поверить мне на слово? Что, если я скажу, что не могу сейчас рассказать тебе всего?
Я почувствовала, как защипало в носу. Откровенно говоря, я не была готова к такому ответу. И почему, спрашивается, я наивно верила, что получу ответы на свои вопросы? Годы жизни в Башне Одиночества – не то, что могло научить меня разбираться в людях.
– Не в этот раз, – я отодвинулась от парня. – Прости, но мне нужны доказательства. Ты для меня ничего не значишь, совершенно чужой человек. Скажи, почему я должна верить тебе на слово?
Брови над переносицей Севера сошлись в гневно изогнутую линию, а затем парень выдохнул:
– А ты сама?
– Что?
– Ты сама болеешь той же болезнью. Ты требуешь от меня ответов, а сама не хочешь отвечать ни на один вопрос. Я не знаю, откуда ты появилась такая неземная. Не представляю, где жила и училась раньше? Я даже не знаю, как тебя на самом деле зовут! Почему я должен тебе верить? Баш на баш. Не хочешь рассказать о себе?
Я покачала головой.
– Вот видишь, – Северов ухмыльнулся, скопировав мою недавнюю кривую улыбку. – Что и требовалось доказать.
– Что?
– Ты хочешь, чтобы я открыл тебе свои тайны. Чтобы я доверил тебе жизни сотен людей, но при этом сама не желаешь ничего рассказывать о себе, – прошипел Север и обвиняющим жестом указал на меня. – Откуда я знаю, что могу тебе доверять? Где гарантия, что ты умеешь хранить секреты? Почему я вообще должен отвечать на твои вопросы?
Вместо того, чтобы объяснить мне всё или хотя бы частично рассказать о том, что происходит, Северов только что перевел стрелки с себя на меня. Внутренняя волна протеста поднялась, заставляя гневно забиться сердце и запечатывая мой рот семью печатями. Он требует объяснений, которые я не
