смертельно опасен. Для того чтобы меня убить, ему достаточно будет щелкнуть пальцами. И не спасёт никакой закон, только что я сказал чистую правду. Пусть даже потом исполнители, чертыхаясь, будут резать меня на куски и топить в нужнике. Или спишут на самоубийство. Но в данном случае подобный ход разговора был приемлемым риском; чтобы выйти из тюрьмы, этого человека мне нужно было в первую очередь заинтересовать.
– Пусть будет по-вашему. Вы верите в человеческую доброту?
– В тюряге? Вы это, наверное, шутите?
Собеседник снова по-змеиному улыбнулся. Мне показалось, что и не играя.
– Хм… Еще одно касание. Хорошо сказали. А уж сколько скрывается за словами…
Я промолчал.
– Однако вы и правы, и не правы одновременно. Мне действительно на вас наплевать, я вам не друг и быть им не собираюсь. По крайней мере в ближайшем будущем. Но, к вашему счастью, мне могут потребоваться ваши услуги.
Употребление «к счастью» подразумевало соответствующий вопрос.
– К «моему счастью»? Не разъясните почему, достопочтимый Мохан? – Уважительное обращение было к месту. Перегибать палку тоже было опасно.
– Как вы расцениваете ваши перспективы в суде, почтенный Вран? – С его стороны тоже не было грубости, по занимаемому положению между нами была пропасть. А вот употребление редких слов определенно было проверкой. Если не уровня образования, то сообразительности.
Я безразлично пожал плечами:
– Положительно. Во всех случаях объективного разбирательства перспективы исключительно положительные. А вот если друзья или родственники убитых найдут способы воздействия на суд, тогда все гораздо хуже.
Мне даже немного похлопали.
– Прекрасно. Вы только что вы сняли часть сомнений в вашей личности. Вы угадали, вас ожидают именно указанные проблемы. Сегодня ваши враги уже имеют самое меньшее троих подставных свидетелей. С судьей, по слухам, кто надо уже переговорил, как вы понимаете, и со мной тоже.
– Все так серьезно? – Я откровенно не знал, верить ему или нет. Требовалась дополнительная информация. – Родственники так высоко стоят?
– Не хочу лгать, шанс у вас есть даже в этом случае. Будь вы уроженцем города, вам бы точно ничего не угрожало, – Казалось, не обращая на меня внимания, продолжил ан Феллем. – Но только шанс. Вы порубили молодых людей из свиты императорского наместника в Бир-Эйдине. Это именно он на вас взъелся. И сейчас я в некоторых сомнениях – помочь желающему угодить наместнику человеку в его маленькой просьбе, устраниться от этого воняющего жидким дерьмом дела и предоставить вас своей судьбе, или помочь вам. И подсказать, что выбрать, можете, видимо, только один вы.
– Правда? – Я задумался. Как бы я ни выделывался и ни сбивал оппонента с мысли, он все равно легко и непринужденно вывернулся и положил меня на лопатки. Безусловно, врать он мог – и довольно легко. А если говорил правду? Уровень главенства закона на этом уровне развития я примерно представлял и без специализированного обучения. В земной истории безбашенный отморозок Бенвенутто Челлини, сбежав в Прекрасную Франции и ввязавшись там в судебный процесс с привлеченными второй стороной лжесвидетелями, решил вопрос с ними достаточно радикально, просто прибив обоих в ночных переулках. При том, что хитрожопый француз, нанявший этих свидетелей, даже остался жив – однако история не оставила свидетельств, был ли он этому рад, лишившись обеих ног. Лично я на данный момент не мог активно влиять на свою судьбу, в камере с этим сильно проблематично. Ну, если суицида не считать.
Короче говоря, из местного СИЗО нужно было выбираться. Но продаваться за копейки тоже было бы большой политической ошибкой. То, что легко купить, так же легко списывают.
– Я не наемный убийца и не собираюсь им становиться. И даже не профессиональный бретер. Воровать тоже не умею. Я профессиональный солдат, еще не забывший, что значит слово «честь». Поэтому, как вы понимаете, при всем своем желании избежать возможных проблем, нырять в дерьмо и радостно там ради вас плескаться я для этого не буду.
Каким бы это ни выглядело набивом цены, но в только что сказанных словах было достаточно правды. Совсем не стоило вылезать из одного костра, чтобы угодить в другой. В тюрьме и даже каменоломнях, по крайней мере, кормят, да и потенциальный срок жизни куда длиннее будет. В по-настоящему грязных делах от подельников так просто не уходят. Для дел другого типа такие люди, как этот хлыщ, таких, как я, вербуют редко.
Я был готов ко всему: от вызова палача до приказа отправить назад в камеру. Однако легко державший мой взгляд собеседник совершенно неожиданно подарил мне искреннюю улыбку и откровенно расслабился в своем кресле.
– Не так все страшно. В дерьмо вас нырять никто не заставляет. Есть и другой выход. У вас есть дети, фер?
Я чуть было не ляпнул, что есть, но вовремя сообразил, куда это меня занесет.
– Были. Надеюсь, что и есть.
– Тогда вы меня поймете. У меня их четверо. Два мальчика, две девочки.
Не собираясь заполнять предоставленную паузу, я терпеливо ждал продолжения.
– Старшая из девиц уже давно замужем, младшая готовится. Старший – наследник, проблема только с младшим сыном.
