В общем, как бы я не хотел лишней крови, выбора мне не оставили. Играть в пацифиста и жалеть их я в данной ситуации не собирался, причем главной задачей в развитии этой стычки становилось прикончить второго мажора, чтобы не оставлять за собой желающего отомстить врага. Раз уж представился такой случай. А значит, действовать надо было быстро.
Первая пара атаковала меня совместно, однако с легкой несогласованностью, чем я и воспользовался. Зашел со стороны правого противника, вертикально взмахнул мечом, даже не надеясь его достать – тот грамотно ушел в сторону, – и я в низком «копейном» выпаде пропорол живот дальнему, открывшемуся противнику, тут же спрятавшись за свой лом и сбросив влево удар перешедшего в контратаку первого телохранителя. Далее последовал проходной шаг назад, с мощнейшим рубящим ударом наискось из левой верхней четверти на разрыве дистанции.
Будь парень каким-нибудь кунфуистом, он бы, возможно, и увернулся – сделав сальто или встав в мостике. Но кунфуистом он не был. Все, что у него получилось, это рефлекторно попытаться прикрыться. Причем даже не своим палашом, но практически голым предплечьем – у кольчуги были короткие рукава, предплечья защищали одни только кожаные наручи. Рука отлетела, как полено от чурки, а двуручник, словно этого не заметив, врубился в шею до позвоночного столба включительно. Покойник плеснул кровью и махровым полотенцем стек с меча наземь.
Два шага вперед, взмах двуручником – и зажимающий живот раненый успел только вскрикнуть. Переход в атаку оставшейся двойки, запаниковавший воин в коже выматерился, вскрикнул и шарахнулся назад, наткнувшись спиной на еще более напуганного мажора. Тот, может быть, и решил пересмотреть свою позицию в нашей склоке, но не успел сообщить о том миру. Но хотя бы попытался поставить блок, чего при длине рычага и массе цвайхандера, естественно, не получилось.
Последний слуга, увидев рядом еще одну расколотую голову, оказался способен только на беспорядочные взмахи мечом, что, собственно, его и погубило. Я на рефлексах проснувшейся кровожадности поймал его фальшион на клинок, сбросил в сторону и с потягом горизонтально резанул по шее. Хвати у него ума побежать, я бы его не преследовал. Слуга мне уже совершенно не угрожал. Человека убил один только страх. Его собственный. И проснувшаяся в пылу схватки моя бессознательная кровожадность.
Весь бой, считая от первого удара меча, наверное, не занял и десяти секунд. Обошедшиеся без больших травм стражники просто не успели вмешаться. От скорости и исхода стычки оба натуральным образом отвесили челюсти. Как, впрочем, и все окружающие. Старший регулировщик пришел в себя после паузы секунд где-то в пять, только потом захлопнул пасть.
– Бросай оружие!
– Позвольте мне разъяснить свою позицию. Меня зовут Вран ден Гарм. Фер Вран ден Гарм и я живем со своего меча. Вы оба только что видели, как эти недоношенные покойники совершили на меня наглое неспровоцированное нападение. Поэтому никакое оружие я бросать не собираюсь. Все, что могу для вас сделать, это отдать равному. Из рук в руки. Так что ваши ближайшие действия: либо просите сюда прибыть благородного человека, либо ведите меня к нему, либо пытайтесь оружие у меня отобрать. Если жизни не жалко, поскольку я таких умников охотно к этим болванам присоединю. – Для полноты образа я скорчил зверскую рожу и пнул рядом лежащий труп.
Стража, и так чувствовавшая себя неуверенно, окончательно сдулась. В средневековых городах стража, безусловно, постоянно имела дело с взбрыками высшего сословия. Система противостояния должна быть отработанной, однако в данном случае я рассчитывал попасть в зазор сугубо «благородных» разборок, в которые сколько-то умный человек без нужды глубоко не полезет, даже занимая положение повыше, чем двое постовых у ворот. Как бы их ни защищали местные законы. А вот внутри я чувствовал себя далеко не столь уверенным образом.
Игра на публику с показной уверенностью, спокойный тон и лихорадочная работа мозга подтолкнули меня к неприятной ошибке. Это была не озвучка своей позиции и, уж тем более, не переход на столь искусственный псевдокуртуазный стиль речи в стиле бесподобного Бориса Бритвы, еще более бесподобно прибившего местного шерифа в «Джанго освобожденном». На нерве послебоевого отходняка я нечаянно воспользовался уже засвеченной неподходящей фамилией, ладно хоть «благородную» приставку к ней сумев механически сменить. И слово тут оказалось птичкой – что вылетит, не поймаешь. В этот раз перестрелять всех, кто услышал установочные данные, не представлялось возможным. А значит, с ней нужно было жить дальше, какие бы проблемы мне сие не сулило.
Впрочем, я, скорее, себя накручивал. Ан, син, ден, дем и ди были основными дворянскими приставками, однако с разным содержанием. Ан и син означали – из. Соответственно мои установочные данные при представлении покойным рыбакам звучали как Вран из Гарма. Если упомянутый фьеф лежал на землях, доставшихся Ночной империи, в общем, неудивительно, что служивший в данном регионе бывший легионер так сильно напрягся, не обращая внимания на то, что ветви рода остались по обе стороны границы.
А вот ден и производные (мне было неинтересно, отчего что пошло) никакого другого смыслового значения, кроме благородства фамилии, не несли. Когда-то очень давно голубая кровь решила так выделиться, чтобы с быдлом не путали. И все. В других местах выделялись благородными окончаниями фамилии, а не приставкой к ней и другими способами, не суть. В результате смысл установочных данных при представлении в воротах решительно изменился: с Врана из Гарма (семьи, рода, владеющего фьефом Гарм) на полноправного рыцаря (фер) Врана из благородного рода (ден) Гарм. Две разные приставки – и совершенно разное значение фамилии. В одном отсылка к родовой вотчине, в другом к родовой фамилии. Кстати, параллельное использование родовой фамилии с дополнением к ней отсылкой на владение фамильным поместьем в Хейене тоже кое-где присутствовало. Что, собственно, логично. Так что вполне возможно, что чутье меня вовсе не подвело. В любом случае жалеть или радоваться сказанному было поздно.
