Во всех трех направлениях поиска чужого агента Исаев намеренно приоткрывал себя. Это был риск, но риск необходимый и оправданный, потому что Ревель стал узловым пунктом, через который наша дипломатия налаживала контакты с Лондоном и Стокгольмом, а присутствие в посольстве чужака ставило под угрозу проведение этих столь необходимых республике акций, целью которых был прорыв экономической блокады.
Исаев помнил слова Кедрова: «Когда разведчик начинает палить из револьвера и бегать по крышам — он кончился, и нет в этом подвига, а лишь одно неумение. Даже если ему грозит провал, он обязан и провал обернуть в свою пользу».
— Максим Максимович, — окликнул Исаева кто-то, очень четко выговаривающий каждую букву в его имени-отчестве, — добрый день.
Исаев неторопливо обернулся: за рулем спортивной машины сидел Нолмар.
— Здравствуйте. С кем имею честь?
— Меня зовут Отто Васильевич. Я торговый атташе Германии.
— Очень приятно, но торговля не по моей части, — ответил Исаев, заметив, как на другой стороне улицы, шагах в двадцати, трое квадратнолицых мужчин деловито разглядывали витрины бакалеи.
— Как знать, как знать, — улыбнулся Нолмар, — вы не согласились бы побеседовать со мной?
— Завтра в пять я буду обедать в «России».
— Господи, — удивился Нолмар, — да разве в наше время можно жить завтрашним днем? Нет, я просил бы вас выкроить для меня время сейчас.
— К сожалению, сейчас я занят, господин Нолмар.
— Ваш отказ только усложнит вашу жизнь на сегодня, да и вообще на ближайшее обозримое будущее, — сказал Нолмар и чуть кивнул головой на тех троих, которые по-прежнему настороженно изучали витрину, и Максим Максимович ощутил напряженное ожидание, сокрытое в затылках этой троицы.
«Надо принимать драку, — понял Исаев. — Звать полицию — глупо. А то, что он мной столь стремительно заинтересовался, означает, что мы с Романом на верном пути».
Исаев сел рядом с Нолмаром и спросил:
— Бензину жрет много?
— Что? — не понял Нолмар.
— Я спрашиваю — много ли жрет бензина ваш мотор?
— Спортивные автомобили прожорливы, огромное сгорание… Восемь цилиндров, что ни говорите.
— А руль? Устойчив? — спросил Исаев и, резко положив руки на баранку, несколько раз крутанул из стороны в сторону.
— Осторожней! — крикнул Нолмар, и лицо его враз побледнело. — Я же могу на тротуар въехать!
Он затормозил около своего подъезда.
— Здесь я живу.
— Хороший дом?
— Теплый — это его главное достоинство.
Они вошли в парадное и стали подниматься по деревянной лестнице. Исаев неожиданно крикнул:
— Ого!
— Что вы? — снова дрогнул лицом Нолмар. — Что случилось?
— Ничего. Проверяю акустику. У нас дома поразительная акустика: консьерж чихнет, а я просыпаюсь.
Нолмар, конечно, не мог знать, что Исаев прокричал свое «ого» для тех, кто сидел здесь рядом, в одной из освободившихся недавно квартир, и имел связь с Романом. Он, подстраховываясь, хотел привлечь внимание (вдруг зазевались) к Нолмару и себе, и он своего добился: Артур Крейц внимательно наблюдал за тем, как лощеный молодой мужчина пружинистой походкой поднимался вместе с громадным Нолмаром.
— Алло, можно Романа?
— Он скоро будет. Что передать?
— Пусть позвонит к тете Розе, она себя очень плохо чувствует, к ней только что пришли на консилиум врачи.
Но Роман мотался по городу, а оставленный им связник не имел права выйти из квартиры. Поэтому сцепление случайностей оставило Исаева один на один с Нолмаром и с теми четырьмя агентами полиции, немцами по происхождению, которые сидели в небольшой спальне, соседствующей с кабинетом, где сейчас беседовали двое. Фонографы были включены агентами полиции после того, как зажглась лампа возле кровати: это Нолмар нажал сигнализацию у себя под столом. Потом загорелись две лампочки возле трельяжа: Нолмар любил изящную мебель. Эти две лампочки означали, что сейчас надо начать секретное фотографирование его самого, беседующего с посетителем, а потом отдельно посетителя: в фас и профиль.
— Выпить не желаете? — спросил Нолмар.
— Желать-то еще как желаю, — ответил Максим Максимович, — но, увы, не могу.
— Отчего? Язва?
— Отменно здоров. Боюсь, споите. Знаю я вас, дипломатов…
Нолмар придвинул свое кресло поближе к Исаеву и сказал:
— Спасибо, что вы помогаете мне начать беседу без всякого рода необходимых в нашем случае прелюдий…
— Вы что, получили музыкальное образование?
— Просто образование. Оно предполагает определенное знакомство с культурой, которая без музыки невозможна.
— Ну что же, вашу формулировку я приму, — снова усмехнулся Максим Максимович. — Чтобы не затягивать время — у меня еще есть дела, — слушаю вас.
— Даже не знаю, с какого бока к вам подступиться.
— Ну, это, видимо, неплохо.
— Для меня — плохо. Вы не типичны, с вами можно проиграть.
— Или неожиданно выиграть.
— Вы — из Москвы?
— Да.
— Можно вопрос?
— Пожалуйста. Да вы смелее! Выйдет так выйдет, а на нет — суда нет.
— «Нет» меня не устраивает. Вы говорили, что письмишко вам Урусов написал в коридоре?
— Именно так.
— Экспертиза показала, что записочка написана на суконном столе. На столе зеленого сукна…
«Верно, — отметил для себя Исаев. — Именно зеленый стол был на той явке, где писал Урусов. Ай да немец!»
— Ну и что?
— Ничего… Маленькая ложь рождает большое недоверие.
— Опровергать вас не входит в мои планы, господин Нолмар. Замечу только, что писать можно в коридоре на бумаге, которая перед этим лежала на столе, покрытом зеленым сукном. Что еще?
— Вам тоже небезынтересно продолжать этот разговор.
— По чьему поручению вы его ведете?
— Это моя инициатива… Теперь второй вопрос: вам известно, что Урусова очень тщательно опекает ЧК?
— Известно.
— Что вы можете сказать о Леониде Юрьевиче?
— Какого Леонида Юрьевича вы имеете в виду?
— Возле Урусова находится один Леонид Юрьевич…
— Ах, этот старик? Бывший его дворецкий? Ничего я о нем сказать не могу.
— Зато я могу вам сказать, что этот его дворецкий был замечен в связях с большевиками еще в тринадцатом году. Так что ежели вы его знаете, то меня удивляет, как вы могли уйти из России без помощи ЧК?
— Ну, а если я ушел с помощью ЧК, какие будут вопросы?
— Извините меня, я вас оставлю на мгновение…
Нолмар вышел в соседнюю комнату и показал глазами на руки: «Приготовьте оружие». Один из шпиков протянул Нолмару несколько мокрых еще фотографических оттисков.
Нолмар вернулся и бросил на стол фотографии.
— Если вы пришли с помощью ЧК и не искали встреч со мной, то ЧК, видимо, будут шокировать эти фотографии…
— По-моему, наоборот. Это бы их очень заинтересовало.
— Это если вы их перевербованный агент. А если вы из кадров ЧК?
— Черт его знает… Тут мне судить трудно…
— Мне тоже. Хотя предполагать кое-что могу.
— Я тоже, — ответил Исаев и поднялся. — Увы, мое время истекло.
— Мое тоже. Поэтому я выдвигаю вам предложение: вы берете ручку и пишете обязательство — форму я продиктую.
— И…?
— Потом рассказываете о ваших связях, явках, задачах, средствах. Засим мы расстаемся.
— Фонографы нашу беседу записывают?
— А как вы думаете?
