друзьями из Дола, повернули на запад, к своим домам. Пастухи стосковались по овчарням, стоявшим в долинах извилистых речек, что текли у подножья длинных серых холмов, они мечтали увидеть ограды, близ которых к старым каменным стенам домов прислонялись стоги прошлогоднего сена. Галки там суетливо летали среди ветвей редких высоких ясеней, между сверкавшими потоками пестрели цветами луга, герань и первоцветы уже распустились, вокруг кустов боярышника под холмами красовались колокольчики, и над пастбищами и заливными лугами стоял цветочный аромат.
Воины, разговаривая, шли вперёд, и через два часа они, спустившись с гор, уже стояли на Портовой Дороге. И тут отряд начал редеть, ведь встречавшие воинов радостные женщины и дети, выхватив из толпы мужа, брата или возлюбленного, как можно быстрее уводили его домой, в бражный зал. Военный вождь не собирался больше держать воинов вместе, он позволил каждому отправиться к своему дому, считая, что если оставить в отряде горожан, особенно из родов Лика и Вола, то этого вполне хватит на всякий случай.
Жители Среднего и Нижнего Дола отправились в родные поселения каждый по своей тропинке, или через луг, а жители верхнего Дола и горожане, сопровождаемые толпой женщин и детей, вышедших им навстречу, пошли к своим пиршественным залам по Портовой Дороге. Домой пришли ранним утром, а потому у воинов был впереди целый день, который они провели беспечно, ведь их сердца переполняла радость возвращения. Ещё жива была память о днях постоянного страха смерти и расставания. Теперь же влюблённые готовы были целоваться часами, они обнимались, с нежностью смотрели друг на друга и слушали ласковые слова, ведь они так долго ждали этой минуты. Друзья пили вино под каштанами и вели беседы о боевых подвигах и о том, как тяжело было дома ждать возвращения войска. Часто об одном и том же рассказывали по многу раз, пели старые и новые песни, посещали облюбованные укромные уголки, которые со смертью друзей могли бы навевать лишь печаль, теперь же ушедший страх делал эти встречи ещё приятнее, обещая в грядущем счастье.
За этим весельем и застал их вечер. Наступила ночь и, хотя безмерная радость утомила всех, многие предались утехам любви, и лишь потом заснули, чтобы набраться сил для счастливой жизни, которая должна была возродиться утром.
Род пировал близ рода, и редко кто из влюблённых не сидел рядом тем вечером. Но Божественноликий и Лучезарная расстались у порога дома Лика, ведь девушка должна была уйти со своим новым родом в дом Вола, а Божественноликому надлежало в этот великий день сидеть близ своего отца под образом божества, чья голова была окаймлена лучами.
Глава LVIII. О том, как в Доле встретили праздник Девичьей Заставы
Май уже подходил к концу, когда войско вернулась в Дол. Тем же утром, что воины пришли домой, начались горячие обсуждения: как провести свадьбы в Середине лета да праздник Девичьей Заставы, да так, чтобы он был самым шумным и весёлым из всех, что только видели в Доле. Ведь все эти битвы и избавление от смертного страха только увеличили тоску и любовь юношей и дев. Многие уже говорили о свадьбе Божественноликого и Лучезарной, но с ней следовало подождать до времени Девичьей Заставы и до Середины лета. Лучезарной надлежало пойти на праздник Заставы вместе с другими невестами своих родичей, а потому Божественноликий выполнял любую подручную работу, смиряя свои порывы до тех пор, пока не окончится праздник. Юноша высоко держал голову, и на всех смотрел благожелательно.
Лучезарная помогала юному вождю во всём, но в некоторых его просьбах она отказывала. Народ смотрел на девушку почти со страхом, словно она происходила из божественного рода.
И в самом деле, казалось, будто Лучезарная слегка изменилась за это короткое время, став более спокойной в последние дни перед свадьбой. Сидя со своими родичами, она словно была погружена в свои мысли, но вслух говорила мало и мало смеялась. На лице её не отражались ни уныние, ни страсть. С собеседниками она была добра и нежна и охотно одаряла их улыбкой, если видела, что они нуждаются в ней. И следует сказать, что если некоторые изводили себя страхом предстоящих горестей, то Лучезарная, наоборот, тешила себя ожиданием грядущих радостей, чем бы они ни омрачились. (А девушка, возможно, предчувствовала некоторые из грядущих бед.)
Приближалась Середина лета, пшеница уже отцвела, а скошенные луга вновь поросли сочной травой. В это время года листва на деревьях была самой густой. Розы начали опадать, яблоки краснеть, а ягоды винограда наливаться цветом. Высоко над Долом плыли лёгкие облака. На фоне ярко-голубого неба виднелись далёкие холмы, а за ними и горы, покрытые снегами. Река и ручьи обмелели. Днём всё живое пряталось в тени, а вечерние и утренние сумерки разделяли лишь три часа светлой ночи.
Ясным утром семнадцать невест собрались у городских ворот (ожидалось ещё двадцать три девушки из других частей Дола). С собравшимися стояла и Лучезарная. Лицо её было спокойно, словно горное озеро под закатными лучами, а вот её подруги волновались и болтали как дрозды в апреле. Многие из них желали поговорить и с Лучезарной, а потому девушки постоянно переманивали её друг у друга.
Мужчины тем утром не появлялись – таков был обычай: они либо уходили работать на поля и пастбища, либо оставались дома, а вот женщин собралась целая толпа – они стояли и у ворот и дальше и, как и следовало ожидать, не могли в такой час молчать.
И вот городские невесты отправились к тому месту на дороге, где обычно проводился праздник Девичьей Заставы. Туда сошлось много невест со
