— Ты добрый, хороший, — шептала она. — Ты меня не обидишь. А он кричал, чтобы забыла его и не смела на глаза попадаться. В воду даже столкнул прямо из лодки. А я, глупая, до того за него цеплялась, что булавку сорвала с галстука. Красивая — серебряная, с инициалами. Новой невесты подарок. Он ее показывал и смеялся надо мной, а я сорвала и в лодку кинула. Здесь он меня столкнул, еще и веслом ударил.
— Ах, мерзавец! Забудь о нем, — выдохнул Криницын. Сейчас он желал, чтобы она думала только о нем и любила только его. И он, казалось, полюбил, да и нельзя было в нее не влюбиться — такую тонкую, нежную, с глубокими, как ночь, глазами. — Звезда моя, прекрасная моя.
Он вдыхал дурманящий аромат ее волос, и белый густой туман, как завеса, укрывал их от занимающейся зари.
— Ваше благородие! Сергей Петрович! Да что же это, в самом деле!
Криницын зябко поежился и хотел натянуть на себя одеяло. Как назло, одеяло не находилось, а Мефодий, леший его дери, не желал отстать. Лучше бы одеялом накрыл, дурак. Он еще поворочался, понял, что замерз и больше не уснет, и открыл глаза.
— Ваше благородие, барин! — Мефодий выплясывал перед ним. — Да виданное ли дело, чтобы голышом по такой сырости? Я уже думал: вы утопли. Битый час по берегу хожу!
До Криницына понемногу стало доходить, что он лежит на холодной, мокрой от росы земле. В голове после вчерашнего веселья дудел духовой оркестр.
Оперся на руку верного камердинера, поднялся. Вот ведь зря ругал Мефодия дураком — тот даже одеяло из дому прихватил, и сейчас Криницын с наслаждением в него завернулся.
— Как это ты сообразил одеяло захватить? — Он даже глаза прикрыл от блаженства, до того стало тепло.
— А что соображать? Одежа на том берегу осталась, тут и дурак сообразит, — проворчал Мефодий. — После купания, как стало светать, все в дом вернулись, а вашего благородия нет. Я и пошел искать, одеяло вот прихватил. Хорошо, не утопли. А еще брать меня с собой не хотели в эдакой вертеп. — Он сокрушенно покачал головой.
Мефодий попал к Криницыну случайно. Был он из бывших солдат, всю жизнь служил денщиком. Когда прежний его господин, отставной генерал, помер, остался без дела. Тогда-то Криницын и встретил его. Следил Мефодий за новым хозяином не хуже строгой маменьки, иногда, вот как сегодня, и ходил за ним как нянька.
Пока брели вдоль озера, Криницын окончательно проснулся и даже припомнил кое-что, отчего щеки у него порозовели. «Может, попробовать узнать, кто такая, — подумал он, сворачивая к дому. — А впрочем, не стоит».
— Ваше благородие! — Мефодий просунул голову в комнату. — Проснулись? Вот и чудненько, а я вам самовар принес. Одевайтесь, из деревни за вами пришли. — Камердинер протиснулся в комнату, тут же на столике появились и самовар, и бублики. — Утопленницу нашли, вас требуют. Я, конечно, велел подождать, а только все равно вашему благородию идти придется. Тут недалече, полверсты.
— Утопленницу? — Криницын вскочил.
Ах, как непорядочно и легкомысленно он поступил с бедной девушкой! А ведь она, страдалица, и без того была оскорблена. Неужто это ее бездыханное тело лежит на берегу? Да нет, не может быть! Верно, какая-нибудь баба с мостков ухнула, пока белье стирала. Лоб судебного следователя покрылся холодной испариной.
На берегу, на песчаной отмели уже собралась толпа. Весть об утопленнице быстро облетела окрестности, и теперь на берегу толпились и деревенские, и дачники. Бабы охали, кто-то подвывал. Тело, прикрытое мешковиной, лежало у перевернутых лодок, видны были только босые ступни с маленькими, почти детскими пальцами.
— Молодая! — вздыхала какая-то толстая баба и промакивала кончиком платка сухие глаза.
Появление судебного следователя заставило любопытных расступиться. Разговоры смолкли, толпа уплотнилась. Со всех сторон потянулись любопытные лица.
— Здравия желаю. — К Криницыну подлетел детина в мундире. — Околоточный надзиратель Севрюгин.
— Вы зачем здесь толпу собрали? — с тихой яростью поинтересовался он и повел головой в сторону публики. — Посторонних убрать. Кто нашел тело?
— Дык мужики здешние с утра пошли рыбачить, а тут утопленница. Тело вон к тем мосткам прибило. Выловили, потом за мной пошли, а потом уж я за вами послал, — без особого интереса отбарабанил околоточный. — А любопытных сейчас удалим, не извольте беспокоиться.
— Мужики, те, что нашли, пускай останутся, я их чуть позже допрошу. За доктором послали? — Он все оттягивал момент, когда нужно будет откинуть рогожу.
— Сейчас доктор будет.
Тянуть дальше было нельзя. Криницын поддел край мешковины.
— Ах ты ж!..
Мертвенно-белое лицо, мокрые свалявшиеся волосы. В волосах запуталась озерная трава, по лбу ползет жучок. В лежащем на песке теле не было ничего общего с той феей, которую он целовал ночью. И все же это была она. Он мог не запомнить черты лица, но маленькие недорогие сережки с
