И Марси понимает, что Питер не особенно рад ее приезду.
«Что это было? – Андрей недоуменно огляделся. – Неужели это случилось со мной?.. А что случилось со мной?»
Андрей проснулся сидя – сидя! – в кресле, в большой гостиной своего лофта. Проснулся одетым: сорочка, джинсы, носки… Он терпеть не мог спать одетым и не мог понять, что заставило его остаться в кресле.
«Я напился?»
Слева – столик, на нем – початая бутылка коньяка, бокал, грязное блюдце с окурками. Под столиком – вторая бутылка, пустая. Голова болит, показывая, куда делось содержимое.
«С кем я вернулся из клуба? Я был в клубе? Да, я был в клубе… Но сначала мы катались по заливу? Или не катались? С кем катались?»
А в памяти – непонятные обрывки: калейдоскоп лиц, клубов, баров, поездок на машине по темным питерским улицам и среди них – ощущение.
Ощущение ускользающего счастья.
Девушка-мечта…
Андрей не видел ее лица, но чувствовал, что в этой перепутанной помойке, которую он считает воспоминаниями, должна прятаться девушка удивительной красоты и бесконечной нежности. Немного странная, немного растерянная и беззащитная. Не наивная, но, кажется, излишне доверчивая. Девушка, рядом с которой он чувствовал себя счастливым. Просто от того, что она рядом. Просто от того, что иногда она берет его за руку или прижимается к его плечу.
– Как ее зовут?
Андрей растерянно прошел по гостиной, замер, прислушался и понял, что из спальни доносится какой-то звук.
– Я уступил ей свою кровать? Поэтому спал в кресле?
Это выглядело неожиданно, но… но как-то правильно. По-питерски красиво.
– Интересно, она проснулась?
Андрей быстро поднялся по лестнице, постоял у двери, нахмурился, недовольный теми звуками, которые, наконец, разобрал, заглянул внутрь и кашлянул, увидев на своей кровати три тела.
– Вова?
Школьный друг с трудом раскрыл правый глаз, несколько секунд бездумно таращился на Андрея, улыбнулся, погладив левой рукой блондинку, а правой – брюнетку, и осведомился:
– Теперь присоединишься?
Девочки не сказали ничего.
– Откуда они? – растерялся Андрей, чувствуя себя обманутым: эти девчонки не вызывали приступов счастья ни прикосновениями, ни чем-нибудь еще.
– Из клуба, – объяснил полицейский.
– Я так и думал.
Андрей захлопнул дверь, прижался спиной к стене и закрыл глаза.
Получается, они с Вовкой вчера здорово погуляли, упились, подцепили девчонок и продолжили у него, но…
Но Андрея не оставляло ощущение, что все было не так.
Совсем не так.
И где-то в этом «не так» он потерял свое счастье.
Девчонку, рядом с которой чувствовал себя счастливым.
– Это была моя самая целомудренная ночь за последние тридцать лет, – негромко произнесла Юлия, с нежностью глядя на раскрывшую глаза Марси. – Доброе утро.
– Доброе… – Девушка сладко потянулась.
– Кофе?
– Чуть позже.
Спальня вдовы Александер была выдержана в ее любимом черном цвете: и мебель, и белье… «Я ведь соблюдаю траур…» Но зеркала на стенах и потолке подсказывали, что грусть утраты обрамляла покои, но не наполняла их.
– Неужели ты ни разу не спала одна? – удивилась Марси.
– Спала, – не стала скрывать Юлия.
– Тогда в чем дело?
– Последние тридцать лет, если я оставалась в постели одна, то думала о том, кого нужно убить, или перебирала в памяти тех, кого уже убила, – ответила Юлия. – Это не совсем целомудренно… Или, совсем не целомудренно.
