– Мог бы просто отнять, – буркнул Виссарион.
– Пять Книг требуют уважения, – серьезно ответил Барадьер. – Их отнимают в крайних случаях, только если нет возможности договориться.
А у него возможность была, и наемник предложил честную сделку: величайшая драгоценность против жизни девчонки. Выбирай, книжный червь, не ошибись.
– Это будет опасное предприятие, – пробормотал Обуза.
– Можно подумать, меня на детские утренники зовут, – хмыкнул Барадьер. И взял букиниста за рукав. – Пошли, ушастый, машина за углом. По дороге расскажешь, что и как.
– А книга?
– Отдашь, когда все закончится.
Этого звонка дьяк-меченосец ждал со смешанными чувствами.
С одной стороны, он помнил каждое слово Бергера и соглашался с тем, что мечта не имеет отношения к реальности и лучше получить идеал, чем оригинал, медленно тускнеющий в повседневности. С другой… С другой стороны, Лаврич хорошо помнил свои чувства. Томление сердца. Боль от того, что они еще не вместе.
Эта девушка…
«Бергер сказал, что я превращу ее в куклу… А кем сделает ее он? Мечтой?»
Отпустив Ковригина, Лаврич принялся в беспокойстве бродить по кабинету, бормоча себе под нос «pro» и «contra» происходящего, и телефонный звонок стал для него рубежом. Несколько долгих секунд дьяк смотрел на подавшую голос трубку, затем нажал кнопку ответа и приказал:
– Докладывай.
– Обуза отправился к Бергеру, – сообщил Ковригин.
– Один?
– С ним Барадьер.
– Кхм… – ощерился Лаврич. – Интересно, Обуза не сказал ему правды или первородный каратель решил меня умыть?
Адъютант дипломатично промолчал.
– Продолжай следить, – распорядился дьяк. – И… – Он помолчал, после чего твердо закончил: – До моего появления ничего не предпринимай. Я выезжаю.
Лаврич понял, что не сможет ничего решить, сидя в кабинете.
Он должен ее увидеть…
Сейчас, после занятия любовью и долгой ванной, с влажной кожей и невысушенными волосами, с горящими глазами – она была еще прекраснее и желаннее, чем прежде. Восхитительный цветок на светлом образе Дня. Невинное чудо, которому предстоит обратиться в Отражении.
Дьяк-меченосец ждет.
– Потерпи еще час, – попросил Генрих, устраивая девушку на тумбе.
– Как скажешь.
– А чтобы не было скучно, выпей, – он протянул Гале бокал с вином.
– Натурщицам нельзя пьянеть.
– Оно тебя взбодрит.
Девушка поднесла бокал ко рту и сделала маленький глоток.
– Какое ароматное…
– Знаю. – Бергер поцеловал Галю в губы, забрал бокал и вернулся к холсту, отметив про себя, что от вина ее глаза подернулись едва заметной дымкой.
Все идет как надо. Дьяк-меченосец будет доволен. А он в очередной раз назовет себя мразью… Бергер ненавидяще взглянул на «Подснежники».
Мразью…
Особые краски ждали на металлической палитре, под которой пылали три свечи: «особые» краски должны были быть горячими. Так требовал ритуал. К счастью, Галя то ли не заметила странную конструкцию, то ли не обратила на нее внимания, и не пришлось объясняться. Впрочем, он знал, что говорить в таких случаях. Не в первый раз.
«Какой же я подлец!»
– Ты сказал час? – спросила девушка.
– Да, – он взял особую кисть и сделал первый мазок. – Если нам никто не помешает.
Виссарион правильно полагал, что одному ему не справиться, но лишь у ворот поселка окончательно понял, как сильно ему повезло в том, что Барадьер согласился поддержать его в затеянной авантюре. И потребованная наемником плата перестала казаться чрезмерной.
