– Полегчало? Вот и хорошо. Хлебни ещё, парень, да не стесняйся, радиация водку не любит.

Следуя совету Байкера, я снова приложился к бутылке и на этот раз не отрывался от горлышка до тех пор, пока не выбулькал чуть ли не половину содержимого.

– Ого! Здоров ты. – Поджав губы, покачал головой сталкер. – Закусить не забудь, а то развезёт ещё с непривычки-то. Это тебе не вискарь какой-нибудь. Это, брат, та ещё сила. Голову на раз-два сносит, если без закусона хлестать. Специально для сталкеров сделана, чтобы они, понимаешь, могли дрянь всякую радионуклидную из организма выводить, да и так – посидеть за компанию при случае. Ну, вот как у нас с тобой. Тебя как звать-то на самом деле?

Поставив бутылку, я нацепил на вилку последний крупный кусок каши из своей жестянки, поводил им перед носом собеседника, говоря заплетающимся языком:

– Э-э нет, так нечес-сно, с-сначала ты мне ответь.

Байкер, склонив голову набок, несколько секунд изучал меня, словно раздумывая, говорить или нет, потом хлопнул руками по бёдрам, протянул мозолистую ладонь:

– Дай сюда!

Я отдал ему бутылку. Он схватил её, в несколько длинных глотков разделался с оставшейся водкой. Водрузив опустевшую склянку на стеллаж, проводник упёрся широкими лапищами в колени, наклонился ко мне, пристально посмотрел в глаза.

– Хочешь знать, как я здесь оказался?

Я кивнул, чувствуя, как нарастает хмельной шум в голове. Внезапно стенки пищевода обожгла подкатившая к горлу смесь из каши с дрянным алкоголем. Я сжал зубы, громко сглотнул и хватанул воздуха ртом.

Байкер, хмыкнув, криво усмехнулся. Впрочем, в последнем я не был абсолютно уверен, поскольку его губы терялись в густой бороде.

– Что, брат, радиация наружу лезет? Ничего, сейчас чайку моего особенного хлебнёшь – и всё как рукой снимет.

Он встал, шагнул к весело шипящему примусу, на котором позвякивал, бурля кипятком, котелок. Пар столбом поднимался к тёмному от пыли и сажи потолку. Брызги горячей воды летели во все стороны, шипели, испаряясь на раскалённых частях примуса. Байкер шумно плюнул на пальцы, схватил чёрную дужку котелка, поставил его на пожелтевшую от высоких температур квадратную дощечку с длинной косой трещиной посередине. Звякнул железными стенками кружек, цепляя ручки на мясистый палец, грохнул оббитыми донышками по столу.

– Тебе чай покрепче или как?

– Ты, давай, от т-темы не уходи, – сказал я, звонко икнул и прикрыл рот ладонью.

Вместо ответа Байкер насыпал в кружки заварку из бумажного пакета, добавил щепоть каких-то трав, плеснул кипятку. В подвале сразу запахло мятой и мёдом, потянуло чёрной смородиной.

– Сахара нет, да он и не нужен, только вкус перебьёт, – сказал сталкер. – Осторожно, горячая, – предупредил он, ставя исходящую паром кружку на край фанерного «подлокотника».

Держа свою посудину двумя пальцами за чёрный ободок, он поставил её на стеллаж рядом с пустой бутылкой, взял банку с остатками каши, уселся на край ящика. Подцепил крупный кусок каши, сунул в рот, звякнув зубами о ложку, стал сосредоточенно жевать, глядя в одну точку перед собой.

– Я и сам не прочь узнать, как здесь оказался, – заговорил он наконец. – Понимаешь, я ничего не помню, кроме последних двух лет в Зоне. Я не знаю, кем был раньше, чем занимался, как и почему сюда попал. Я просто очнулся здесь однажды лунной ночью, лёжа в развалинах какого-то дома посреди заброшенной деревеньки. В руках вот этот «калашников», – кивнул он в сторону висевшего на стене старого автомата, – на теле камуфляж, на ногах берцы. В голове треск, в ушах звон, во рту сухость, будто после бурной вечеринки, в глазах кровавые круги. Хорошо мутантов поблизости не было. Эти твари появились, когда я уже более-менее оклемался. Ну, зрение там в норму вернулось, слух. Повезло ещё, что автомат заряжен был да запасной рожок с собой имелся, а то бы не сидеть мне с тобой сейчас.

Проводник поскрёб ложкой по дну банки, доел остатки каши, поставил жестянку на стеллаж и взял обеими руками кружку. Вытянув губы трубочкой, подул, сгоняя белёсые струйки пара, шумно глотнул и блаженно зажмурился:

– Вкуснотища! Травки сам собирал – здесь, неподалёку. Ты пей, пей, а то остынет. Такой чай пить надо, когда он горячий, – и сил придаст, и здоровье поправит, если что.

Я попытался взять кружку, но тут же зашипел, обжегшись о горячую ручку.

– Пускай ещё немного остынет. Я в детстве горячим молоком язык сильно обжёг, так что с тех пор у меня с кипятком особые отношения, – сказал я.

Брови сталкера приподнялись, а сам он пожал плечами: дескать, наше дело предложить, а там – хоть трава не расти.

– Так ты, значит, всего лишь два года здесь. А кто тебе такое прозвище дал или ты сам его придумал? – продолжил я разговор.

– Шпала так прозвал, ёксель-моксель. Я, когда в развалинах очухался, нарвался на стаю «слепышей». Половину тварей уложил из автомата, остальные разбежались, пока я перезаряжался. Я не стал ждать, когда они вернутся, ломанулся в лесок, что рос неподалёку от деревни, – решил на дерево забраться и там переночевать. В деревне-то неспокойно было: после собак туда ещё какие-то твари наведались. Я их не видел, честно скажу, но слышал, как они

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату