уж там стало не до калиток… Так что опомнились только тогда, когда из кухни явственно потянул паленым.
– Ой! Ой! Я же сказала – калитки горят!
Первая партия, конечно, сгорела почти что до угольков, и Оленька быстро приготовила вторую – закатала в конвертики из ржаного теста картофельное пюре, помаслила маслицем, сунула поднос Игорю в руки:
– В духовку поставь. Поедим и в ателье поедем. Платье заказывать! И еще надо бы список уточнить… дополнить…
– Какое платье? – молодой человек недоуменно вскинул брови. – Какой список еще?
– Здрасьте пожалуйста! – голенькая Оленька повернулась, со всей страстью уперев руки в бока. – До свадьбы, между прочим, месяц остался! Ты понимаешь, ме-сяц! А у меня еще платье не готово. А список… Ты же сам хотел кого-то еще пригласить…
– А кого мы вообще пригласили-то? – Игорь и в самом деле не помнил, не соображал… Правда, кое-что все же вдруг вспомнил, сразу же изменившись в лице:
– А сестричку мою пригласили? Лауму?
– Конечно! – Оленька всплеснула руками. – Ну уж про родственников не забудем же!
– А… а с Лаумой все в порядке? – Игорь гнал от себя неприятные воспоминания – известие о трагической гибели сестры, горе в глазах приемной матери, нудный летний дождь на похоронах…
– С Лаумой? Да не всё…
Не всё!
– С парнем она своим поссорилась. Ну, с Димкой. Одна, сказала, придет.
– С Димкой… поссорились… – молодой человек почувствовал вдруг, как поднимается, растет откуда-то изнутри бурная, рвущаяся наружу радость. Такая, от которой хотелось петь! Значит, Лаума… Она жива, жива! И Оленька вон, жива… Замуж за него, Игоря, собирается. И в жертву ее не принесли, и, вообще, все, что было – просто страшный отвратительный сон. Ну, конечно же сон, а как же!
– Олик, у нас какое число сегодня?
– Суббота!
– А… а месяц какой?
– Месяц – сентябрь, год нынешний, и вообще – мы на планете Земля в галактике Млечный Путь! – пулеметом выдала девушка и, вновь подбоченясь, показала язык: – Так понятно? Вроде не так уж и пили вчера.
– Ой… – тихо обомлел Игорь. – Не так уж и пили… Да я от тебя почти каждый день пьяный, вот!
Значит – и правда сон!
– Лаума, кстати, нас в ателье встретит. Платье примерять будем!
Сон! Все эти «шумите, деревья», рыцари, литовцы, жрецы… точно – сон. Господи-и-и-и… Как хорошо-то! Славно как!
А вот Оленька – не сон! Вон, стоит у плиты, голенькая, манящая, аппетитная…
– А ну-ка иди-ка сюда… Хотя нет, сам возьму!
– Опять? Ой, ну что ты делаешь… опять же калитки сгорят!
Сгорят… и черт-то с ними!
Усадив девчонку на стол, Игорь погладил ее по плечам, по талии… покрыл поцелуями грудь, потом сполз губами по животику… ниже, ниже, ниже… раздвинул руками бедра…
Оленька выгнулась, застонала, закусила губу, задергалась, исходя томным любовным соком… Не в силах больше терпеть, Игорь выпрямился и, чувствуя, как душа его улетает куда-то высоко-высоко в небо, обхватил тонкий стан возлюбленной, окунулся в трепетный омут ее широко распахнутых глаз… синих- синих, как высокое весеннее небо…
…или нет— серых, как дождевые тучи! Серых – да!
Лежащая под князем девчонка дергалась и стонала, и даже едва не расцарапала любовнику спину и грудь. Не со зла, а от нестерпимо нахлынувшей страсти! Ах, как она стонала… как изгибалась, как подавалась навстречу всем своим горячим лоном. Стонала, кричала, шептала, закатывая глаза:
– Ах, князь, милый князь…
– Сауле… милое Солнышко… Солнышко…
Да, это была Солнышко. Не Ольга, нет. И не квартира в Питере – походный шатер в дремучих литовских лесах. Брошенная на землю кошма и горящий светильник – тепло… и хоть какой-то свет. Медные локоны, узкое красивое лицо, нежное, с шелковистой кожей, тело… Сауле!
– Я знала, что ты явишься, князь, – погладив Даумантаса по груди, шепотом призналась дева.
Кунигас ласково погладил Сауле по спине:
– Это ты рассказала о нас монаху?
– Брату Симеону? Да. Я просила его найти тебя. И позвать.
