Со старшим братом надо было что-то думать, не упуская из виду и мстительного тверского князя Ярослава, кстати сказать, приходившегося знаменитому Александру Грозные Очи (в будущем – Невскому) младшим братцем. Насколько помнил Игорь, Невский как раз в это время по уши завяз в ордынских, вернее – в ордынско-русских делах, и ему было не до отношений Новгорода, Твери и Пскова.
Как понял Игорь-Довмонт из рассказов псковских бояр и купцов, Ярослав-князь на душу был трусоват, и если кого-то и бивал, то исключительно большими силами, а чаще – с кем-нибудь в союзе. Вот хотя бы с братцем своим, Александром, великим владимирским князем, по татарской воле, на Руси – главным.
– Стар уже Александр-князь, – качал головой боярин Козьма Косорыл. – Нет той прыти, что ранее. Да и братца своего, Ярослава, не очень-то Александр жалует. Скорей уж, с новгородцами Ярослав сговорится.
– И новгородцы «пригород» свой вот так запросто пожгут? – не поверил Довмонт. – Ну, ведь Псков-то пока Новгороду подчиняется… пусть и не во всем.
– У Новгорода – своя хитрость, – сказал молодой, но не по годам умный, боярин Митрофан Окуньев. Взяв с полки щипчики, аккуратно снял нагар с горевшей свечки.
Лучшие представители псковского народного собрания – веча – ныне задержались у князя до глубокой ночи – все обсуждали, как быть с возможной «ответкой» Ярослава. Ну, ведь вступится же он за сынка своего обиженного, не может же не вступиться!
– А, может, и не вступится! – аппетитно хлобыстнув квасу из большой деревянной кружки, хмыкнул Косорыл. – Новгорода забоится…
Митрофан сверкнул взором:
– А коли договорится Ярослав с новгородцами? Мол, как бы сына-то во Псков вернуть?
– Вот! – боярин Козьма пристукнул ладонью по столу. – Ежели договорится, ежели новгородцы ему мешать не будут… мало того – войско в помощь пришлют… Тогда мало нам не покажется, други!
Бояре переглянулись… а Довмонт неожиданно улыбнулся:
– Надо просто не дать им сговориться. Сделать так, чтоб Новгород Ярослава не поддержал. Всего-то делов!
– Да, но…
– Справимся! – осадил князь. – К примеру, чего новгородцы давно хотят?
Боярин Митрофан почесал бороду:
– Известно чего. Игумнами по обителям псковским людищей своих посадить. Об том архиепископ давно мечтает.
– Так надо им в этом помочь, – хмыкнув, Довмонт обвел присутствующих веселым и каким-то бесшабашным взглядом, вселяя в поникшие было души уверенность и радость. – Не в каждый монастырь, конечно, но… Пойдем на уступки! Симеон, отец – поедешь в Новгород, к архиепископу? Поговоришь про игуменов.
Святой отец перекрестился и благостно покивал:
– Инда, съезжу. За-ради Пскова-града да веры святой православной для.
– Вот и славненько, – потерев руки, Довмонт задал еще один вопрос: – А что, новгородских торговых гостей во Пскове сейчас нету?
– Да как же нету-то, княже?! Вот хоть Анкудин Бореев, со Славенского конца, известный торговый гость. Правда, он вскорости уходить собирается… сказал – до холодов.
– До холодов, говорите? Угу-у…
Торговый гость Анкудин Бореев сын Щукин, с улицы Славной в Новгороде Великом был человек не последний. Ну конечно, в «сто золотых поясов» не входил – чай, не боярин – однако вес и слово на общегородском вече имел, а также владел двумя десятками лодей, вел активную торговлю с Полоцком, Литвою и шведами, а совсем недавно был избран казначеем Ивановского Ста – богатого и влиятельного новгородского купеческого союза, хранившего свою казну в церкви Иоанна на Опоках.
Имея сотню приказчиков, купец, как истинный новгородец, любил и сам пройтись с караваном… вот как сейчас. Дела у Анкудина нынче складывались на редкость удачно, удалось не только распродать товары в Полоцке и Литве, но и заключить взаимовыгодную сделку с людьми архиепископа Дерптского – разумеется, в обход Ганзы. Воск для свечей, пенька, кожи – это от Бореева. Оружие, шведская медь в крицах, олово и свинец – от архиепископа. Хоть римский папа таковые сделки и запретил особой своей буллой, но… свой-то карман завсегда ближе! Тем более – соседи. Так что Анкудин Бореев сын Щукин имел все основания быть собою довольным. Тем более и до родных-то мест уже оставалось совсем ничего. Подняться вверх по Великой реке, там – волоками – до Ловати, а там уж мимо Русы да через Ильмень-озеро да в Волхов – домой.
Речные мелкосидящие ладейки купца – насады – тронулись в путь утром, на заре. Погода весьма благоприятствовала торговцам, небо было светло- голубым, чистым, а выглянувшее из-за дальнего леса солнышко окрасило багрянцем и ярким золотом росшие по берегам реки клены.
– Эко, красиво-то как! – стоя на носу судна, заценил Анкудин. – Лепо! Ах, как лепо-то… ох!
Последнее восклицание купца относилось не к природным красотам, а к появившимся на излучине всадникам, явно настроенным не очень-то мирно. Вот уже послышался молодецкий посвист, полетели с берегов злые свистящие стрелы…
